В России снова начался подъем ультраправого движения. «Медуза» вспоминает самое громкое дело времени его расцвета 20 лет назад петербургские неонацисты убили восьмилетнюю Хуршеду Султонову
В феврале исследовательский центр «Сова», который с 2002 года отслеживает активность праворадикальных группировок и преступления на почве ненависти, представил два доклада о том, как изменилась ситуация с правыми движениями в России за 2023 год. По данным правозащитников, количество нападений на почве расовой и межнациональной ненависти резко выросло и продолжит увеличиваться. Этому способствует открытое взаимодействие власти с радикальными группировками и правыми общественными организациями на фоне боевых действий в Украине. В «Сове» опасаются, что страну может вновь захлестнуть волна уличного насилия, как это было в нулевые.
Тогда, 20 лет назад, одним из самых громких преступлений неонацистов стало убийство в Петербурге восьмилетней Хуршеды Султоновой в феврале 2004 года (в СМИ его называли «убийством таджикской девочки»). В гибели Хуршеды обвинили группу подростков, их приговорили к срокам за «хулиганство». Двадцать лет спустя, когда ксенофобские и неонацистские настроения снова возвращаются в Россию, «Медуза» рассказывает эту историю.
В этом тексте есть мат. Если для вас это неприемлемо, пожалуйста, не читайте его.
«Хуршеда закричала. Они начали ее ножом бить»
Вечером 9 февраля 2004 года 35-летний Юнус Султонов шел через Юсуповский сад с восьмилетней дочерью Хуршедой и 11-летним племянником Акобиром Ниязовым. Это был день рождения Юнуса, и он решил отметить его с детьми на катке. Когда семья уже подходили к дому, на нее напала компания молодых людей. В разговоре с «Медузой» Акобир вспоминает:
Как зашли в арку перед домом, к нам подошли 15–16 пацанов. Спросили у дяди, есть ли закурить. Пока он доставал сигарету, все как-то быстро началось. Его ударили, он упал. Я успел только, когда меня ударили сильно по голове, оказаться под машиной. То ли сам заполз, то ли полетел туда от ударов. Хуршеда закричала, побежала к отцу, а он уже лежал без сознания. Они начали ее ножом бить. В это время из окна какая-то женщина начала орать, что вызовет милицию, и они сбежали.
По словам Акобира, нападавшие кричали: «Россия наша, черномазые! Идите на хуй отсюда!» Собеседник «Медузы» считает, что подростки были пьяны, потому что «трезвый человек никогда бы 11 ножевых ранений ребенку не нанес».
По основной версии следствия, напавшие на семью подростки тем вечером выпивали в Юсуповском саду, когда к ним подошли трое неизвестных и предложили напасть на «нерусских». Как минимум у одного из нападавших был нож (но следователи его так и не найдут), у других, по версии обвинения, бейсбольные биты.
На крыльце школы напротив стояла компания школьников, но они не вмешались. Хозяин квартиры, которую снимали Султоновы, выбежал на крик и подхватил Хуршеду на руки. Она уже была мертва. У Юнуса и Акобира врачи зафиксировали закрытые черепно-мозговые травмы и ушибленные раны головы.
На следующее утро после нападения Валентина Матвиенко, которая тогда была губернатором Петербурга, заявила, что берет расследование под особый контроль. «Достаньте [убийц] из-под земли! Устройте показательный суд! Такие факты не должны оставаться безнаказанными!» — требовала Матвиенко от начальника ГУВД Михаила Ваничкина в эфире федеральных каналов. За ходом расследования пообещал пристально следить и глава МВД Рашид Нургалиев. А Владимир Путин заверил президента Таджикистана Эмомали Рахмона, что убийц найдут и накажут.
Уже через два дня, 11 февраля, начальство перевело сотни милиционеров Петербурга и Ленинградской области на усиленный режим: им отменили выходные и увеличили смену до 12 часов. Официально «усиление» связали с терактом, который произошел в Москве за три дня до гибели Хуршеды: 6 февраля террорист-смертник взорвал вагон поезда на перегоне между станциями метро «Автозаводская» и «Павелецкая».
На следующий день после того, как милиция приступила к поискам преступников, тело Хуршеды отправили в Душанбе, чтобы похоронить на родине. В Таджикистан отправился и ее двоюродный брат Акобир Ниязов. В Петербурге остались Юнус Султонов и его жена — им предстояло ходить на слушания по делу об убийстве их восьмилетней дочери.
Спустя неделю ГУВД Петербурга сообщило, что проверило «пять тысяч скинхедов» — «молодых людей славянской внешности, на вид лет 15–17, одетых в вязаные шапочки, куртки и джинсы», как было указано в описании нападавших.
В середине апреля милиция заявила, что нашла восьмерых участников нападения (всего, по данным следствия, их было не менее десяти). По итогу расследования, которое продлилось ровно 500 дней, главным обвиняемым по делу «таджикской девочки» стал ученик петербургской спецшколы для трудных подростков, 14-летний Роман Казаков, состоявший на учете в милиции за кражу мобильных телефонов. Его обвинили в убийстве, двух грабежах и хулиганстве; остальных — только в хулиганстве, а еще троих милиция так и не нашла.
22 марта 2006 года коллегия присяжных объявила, что считает семерых подростков виновными — но не в убийстве девочки, а в хулиганстве. Обвиняемые получили сроки от полутора до пяти с половиной лет колонии. Максимальное наказание присудили Роману Казакову: его оправдали по обвинению в убийстве, назначив наказание по статьям о хулиганстве и грабежах. Свою вину он не признал и на протяжении всего процесса отрицал, что был на месте преступления. Олег Ушаков, Даниил Похалков, Александр Минаев и Александр Гусак отправились в тюрьму на три года. Антон Семченко — на два. Кабир Петровский — на год и пять месяцев. Романа Захарова оправдали.
Несмотря на возражения прокуратуры и потерпевшей стороны, которые считали, что подростков по сути не наказали за убийство ребенка, 10 августа 2006 года Верховный суд России утвердил приговор.
«Я бы исключил слово „нацисты“. А вот необдуманные хулиганские поступки — это да»
Андрей Антонов (имя изменено) был одним из присяжных. Вот о чем он подумал, получив письмо с предложением присоединиться к коллегии:
Когда тебя, воспитанного в Советском Союзе, приглашают в суд, априори думаешь, что те, кто оказался на скамье подсудимых, виновны процентов на 80. И когда на первом заседании в зал завели ребят такого хулиганистого вида, с короткими прическами, вопросов никаких не было [они точно виновны]. А вот когда уже окунулись [в подробности дела], ситуация поменялась.
По ходу слушаний собеседник «Медузы» все больше сомневался в своем первом впечатлении от подростков. «Подчеркну, что говорю именно о своих впечатлениях. Сомнения, в первую очередь, вызвало то, что по той информации, которую нам давали во время процесса, 11 ножевых ранений нанес именно Роман [Казаков]. Было непонятно, почему следы крови [оказались на одежде] только у одного товарища из группы (имеется в виду Кабир Петровский, — прим. „Медузы“), а обвиняют другого [Романа Казакова]. Мне кажется, запачкается скорее тот, кто наносит удары, а не тот, кто стоял в стороне», — рассказывает о своих сомнениях, которые повлияли на вынесение решения присяжный заседатель.
Антонова смутило и то, как Петровский выступал в суде. «Вот этот товарищ, которого вывели из зоны подозрений, стал сотрудничать со следствием, как бы в свою пользу. C моей точки зрения, если я сотрудничаю со следствием, то честно рассказываю, где я был и что делал. А когда ты сотрудничаешь, обвиняя всех своих подельников, а из себя делая ангела, это вызывает вопросы», — отмечает Антонов. При этом он подчеркивает, что не считает, будто Хуршеду убил именно Кабир Петровский.
«Присутствовать и активно участвовать — это разные вещи. У нас [присяжных] сложилось впечатление, что все эти ребята одна шайка-лейка. Я вспоминаю себя в те годы — 15-16 лет, адреналин гуляет. Команда молодых ребят, такого не бывает, что все [идут] в ногу, а ты не в ногу», — добавляет собеседник «Медузы».
По словам Антонова, большинство подсудимых отказывались от показаний или давали их крайне путано, с несостыковками. У многих было алиби, пусть и подтвержденное только родственниками — например, у Кабира Петровского (он единственный заявил, что раскаивается, и получил самый маленький срок). Заседателям показали видеозаписи его допросов и очных ставок — на них было видно, что Петровский путается в показаниях. Нож, которым, по словам Кабира, Казаков нанес почти дюжину ранений девочке, «достав его левой рукой из правого кармана», у самого Романа, как стало известно на процессе, никто никогда не видел.
Сам Казаков, по словам его бабушки (она представляла интересы внука в суде), вместе со своим старшим братом Антоном красил потолок в квартире, где они жили. Это подтвердила соседка, которая приносила им краску. Антона Казакова полиция тоже подозревала в нападении на Султоновых, но после допроса отпустила.
«Я бы исключил из описания обвиняемых слово „нацисты“, потому что там этого и рядом не было. А вот необдуманные хулиганские поступки — это да», — говорит Антонов. И добавляет, что на скамье подсудимых оказались не преступники, способные на убийство ребенка, а дети, «упущенные и родителями, и школой, и всем чем угодно».
«Они никому не нравились, эти пэтэушники. [На заседаниях они] были довольно беззащитными. И их обвинили в том, чего они не делали. Именно эти ребята то убийство не совершали», — считает эксперт Антидискриминационного центра «Мемориал» Стефания Кулаева. В начале 2000-х она издавала антифашистскую газету «Тум-балалайка» и следила за процессами над ультраправыми.
Антонов согласен, что подростки «выглядели подавленными и не вели себя вызывающе, как часто делают на процессах идейные неонацисты». По словам присяжного, они в принципе говорили очень мало, и их «словарный запас был скудным».
Как рассказала «Медузе» участница съемочной группы документального фильма «Дело таджикской девочки и русского мальчика» (она говорила на условиях анонимности), Роман Казаков производил впечатление человека «крайне закрытого», «держащего в любой беседе волчью оборону».
Было сложно понять, что у него за внутренний мир. Он был как волчонок, но при этом вежлив. Он не казался нацистом, в нем не было никакой одержимости. Когда мы еще готовились к съемкам, один из участников [съемочной] группы сказал, что не верит, что человек, который ворует мобильные телефоны, пойдет убивать по националистическому принципу. А из него пытались сделать лидера нацистской банды. Это просто смешно и нелепо.
Выйдя на свободу, Казаков продолжил отрицать, что был на месте преступления, продолжает собеседница «Медузы» (едва оказавшись на свободе раньше положенного срока, в 2010 году Казаков снова отправился в колонию — за кражу мобильных телефонов). «[Если это правда, то] получается, присяжные не до конца разобрались в этом деле. Они облегчили его участь [оправдав по статье об убийстве], но вывод, что он там [в принципе] был, сомнительный», — считает участница съемочной группы.
○ ○ ○
Двоюродный брат убитой Хуршеды Акобир Ниязов не попал на процесс. «Меня сразу же отправили в Таджикистан. Я был очень маленький. А еще была травма, сотрясение мозга. В Россию мы отправляли письма с показаниями, обратно на суд я не поехал, там был только мой дядя Юнус. Так что мы только по новостям услышали, что им мало дали», — рассказывает он «Медузе».
«Приговор удивил всех»
Андрей Антонов подчеркивает, что присяжные не обсуждали между собой национальность семьи Султоновых. Ни защита, ни обвинение, по его словам, не оказывали на коллегию никакого давления и «не подводили к обсуждениям национального вопроса». «Не было такого ощущения, что вот эти ребята „понаехали“. Рассматривалось убийство девочки — и точка», — говорит собеседник «Медузы».
Защита, по мнению Антонова, «работала слабо» — он считает, что дело в том, что адвокатов назначило государство. Хотя, продолжает присяжный, они «выступали живее», чем обвинение: объясняли позицию простым и ясным, а не юридическим языком. А коллегия — Антонов был уверен в этом 20 лет назад и думает так же сейчас — вынесла справедливый вердикт.
После оглашения приговора присяжных вывели из суда тайком, чтобы они не столкнулись с журналистами. Связь между собой они после этого не поддерживали. «Да и не надо было, потому что [дело оставило] гнетущее чувство. Только ленивый не бросал камни в наш адрес по телевидению, радио, везде и всюду. Хотелось просто забыть», — признается собеседник «Медузы».
«Приговор удивил всех. Суд присяжных фактически оправдал малолетних расистов, признав их просто хулиганами, а буквально через два дня в Петербурге было совершено новое преступление», — возмущался в эфире шоу «К барьеру» телеведущий Владимир Соловьев.
О недоверии суду присяжных, а также о том, действительно ли это эффективный инструмент правосудия, спорили лидер либеральной партии «Союз правых сил» Никита Белых и депутат от «Единой России» Александр Хинштейн. Последний призывал запретить присяжным участвовать в делах, связанных с терроризмом, особенно на Кавказе.
Хинштейн спросил у Белых, чувствует ли тот «личную ответственность» за «пропаганду судов присяжных». Белых ответил, что разочарован решением суда по делу Хуршеды Султоновой, но не обвиняет в этом коллегию. «Это действующая и нормальная система, — объяснял он. — Суд присяжных — это слепок с того общества, в котором мы с вами живем. Это школа народного правосудия. Надо с обществом работать».
Общество в лице телезрителей поддержало позицию Хинштейна — голосов за Белых было в два раза меньше. Двое из четырех судей дуэли выступили за Белых, еще двое — за ничью.
Одним из защитников Белых был Леонид Никитинский — писатель и обозреватель «Новой Газеты», а также создатель Клуба присяжных заседателей, в котором начинающие юристы реконструировали реальные процессы. Среди них было и дело об убийстве «таджикской девочки». В ходе реконструкции, за которой наблюдал один из настоящих присяжных с процесса, студенты-юристы пришли к тем же выводам, что и их коллеги в марте 2006-го.
Досталось не только присяжным, но и семье убитой Хуршеды Султоновой. Отца девочки Юнуса в СМИ обвинили в торговле наркотиками, а гибель Хуршеды списали на разборки наркоторговцев. Об этом писали «Правда.ру», петербургские «Аргументы и факты» и пользователи «Живого Журнала» — как анонимные, так и консервативные публицисты c солидной аудиторией (например, Константин Крылов и Владимир Голышев).
○ ○ ○
Султоновы и их родственники, по словам Акобира Ниязова, узнав о приговоре, были «в шоковом состоянии». Возвращаться в Россию и добиваться пересмотра дела они боялись.
Слухи о том, что в деле могли быть замешаны торговцы наркотиками, а отец убитой девочки сам продавал запрещенные вещества, и Акобир, и Юнус Султонов называют ложью. «Все наши родственники в Петербурге нормально жили. Мы [дети] учились. То, что журналисты писали про наркотики, — вранье. Не знаю, почему так писали», — возмущается Ниязов.
«Я работал в секонд-хенде грузчиком и продавцом, хозяйка у магазина была русская. Ни у каких узбеков или таджиков я не работал. И никаких наркотиков», — говорит Султонов.
«Пришлось бы оправдывать хулиганов, признавать ошибку прокуратуры и суда»
После приговора и нескольких телепередач о деле Хуршеды Султоновой быстро забыли — как и о том, что от следствия ускользнули трое участников нападения. «Я и еще один присяжный подавали записки к судье. Спрашивали: куда делись эти трое? Получилось, что они исчезли. Я до сих пор найти ответа на этот вопрос не могу… Где же эти „скинхеды“ или кто там был, более старшие? Эти три парня с битами, которые к ним [участникам нападения на Султоновых] подошли. Они абсолютно пропали, растворились. Были-были в этом Юсуповском садике, и вдруг их не стало», — говорит присяжный Андрей Антонов.
Ответ, который не могли найти Антонов и другие присяжные, смог дать Евгений Вышенков — журналист и основатель медиагруппы АЖУР, раскрывший так называемую «банду Боровикова — Воеводина» (она же Боевая террористическая организация, (БТО)). Участники этой группы в разговоре с журналистом взяли на себя ответственность за нападение на Султоновых.
В документальном фильме Варвары Фаэр Вышенков уверял, что было «немало доказательств» о причастности членов БТО к убийству Хуршеды (какие именно доказательства, он не уточняет). Но если бы следствие их приняло, пришлось бы наказать слишком много «людей в погонах», считает журналист. Именно поэтому, по его словам, силовики решили выставить признания самооговором и «попыткой попиариться».
«Это было при мне лично. Они мне первому признались в убийстве Хуршеды, когда выяснилось, что за нее уже сидят [семеро подростков]. В таком случае [суду] пришлось бы выпускать, оправдывать хулиганов, признавать ошибку прокуратуры и суда. Это был критический момент», — объяснял Вышенков.
Один из неонацистов Денис Харчев по прозвищу Перри в разговоре с журналистом подробно описал нападение на семью Султоновых:
Первыми шли я и [один из лидеров БТО Алексей] Воеводин. Я был с молотком в руках. Какое оружие было у Воеводина, я не знаю. Воеводин ударил мужчину сзади кулаком по голове. Мужчина бросил детей и стал убегать. Я, Боровиков и Костраченков-младший стали догонять мужчину. Я ударил его два раза молотком в область затылка. Мужчина забежал в подъезд дома номер четыре по переулку Бойцова. Мы втроем побежали за ним.
Всего через несколько часов после убийства Хуршеды Султоновой милиция задержала жителя того же самого двора в переулке Бойцова. На его одежде были следы крови, тщательно замытые бензином. Определить, чья это кровь, оказалось невозможно, и задержанного отпустили. Его звали Дмитрий Боровиков, в праворадикальной среде он получил прозвище Кислый — из-за любви к группе Kiss.
Боровиков не только возглавлял БТО (и еще одну неонацистскую группировку Mad Crowd), но также был сыном бывшего сотрудника угрозыска Адмиралтейского РУВД. С 1999 по 2006 год его несколько раз задерживали по подозрению в нападениях на мигрантов из Центральной Азии и Африки, но всегда отпускали. 18 мая 2006 года — меньше чем через месяц после вынесения приговора по делу об убийстве Хуршеды Султоновой — милиция убила Боровикова при очередном задержании. К тому моменту он был в розыске по делам об ограблении почтовых отделений и убийствах.
Соратников Вышенкову сдал член БТО Андрей Костраченков по кличке Мардук (позже он сменил фамилию и стал Романовым). Все началось с того, что журналисты АЖУРа нашли его фотографию с автоматом Калашникова в соцсетях. На снимке были отчетливо видны татуировки со скандинавской символикой, характерные для ультраправых. Вышенков — благодаря своему опыту работы в уголовном розыске — нашел его. Журналист признавался, что при встрече «слукавил» и назвался «представителем государства».
По выражению Вышенкова, пару месяцев они с неонацистами «водили хороводы»: «рассуждали о блеске и нищете „Майн Кампф“, о доходчивости уличного террора». Тогда же журналист ознакомился и с самиздатом, который печатали Боровиков, Воеводин и Дмитрий Бобров. Затем Мардук признался, что БТО причастна к «нескольким десяткам» нападений, в том числе на Султоновых.
Он показал Вышенкову место рядом с поселком Заходское Выборгского района, где неонацисты убили других членов группировки, которых заподозрили в измене, — их расстреляли из арбалета и забили ножами. Яму, как вспоминал Вышенков, они с Мардуком искали несколько дней. «Воткнув нож в землю и разворошив мох, я понял, что теперь дело за следователем — [я почувствовал] омерзительно-сладкий запах», — писал Вышенков в своем репортаже для «Фонтанки».
Причины, по которым Мардук решил сдать своих соратников, по словам Вышенкова, были просты. Во-первых, страх: после убийства под Заходским он пришел к выводу, что объявить предателем и «казнить» могут любого. Во-вторых, он якобы «начал прозревать», «излечился от инфекции нацизма» и «мерещившейся повсюду свастики».
После признаний и эксгумации тел под Заходским в мае 2006 года руководитель АЖУРа Андрей Константинов передал наработки Вышенкова московским силовикам.
Участников неонацистской группировки задержали одного за другим. Последнего, Руслана Мельника, — 15 июля 2006 года. Лидерами БТО суд назвал убитого Дмитрия Боровикова и Алексея Воеводина по прозвищу СВР («Сделано в России») — его арестовали после убийства сенегальца Лампсара Самбы 7 апреля 2006 года. Помимо Воеводина и Мельника перед судом предстали Павел Гусев, Дмитрий Ерофеев, братья Андрей и Алексей Костраченковы, Роман Орлов, Артем Прохоренко, Сергей Румянцев, Денис Харчев и Ярослав Воробьев, а также проходившие как пособники Андрей Конаков, Евгений Закалистов и Николай Павленко.
Эксперт Антидискриминационного центра «Мемориал» Стефания Кулаева ходила на слушания по этому делу и вспоминает, что на суде не обсуждались «десятки эпизодов». «Только 14 трупов вменялись этой банде, а речь шла о 40 с чем-то [убийствах]», — уточняет Кулаева. «Медузе» не удалось подтвердить ее слова по открытым источникам.
Среди преступлений, по которым неонацистам предъявили обвинения, — убийства сослуживца Воеводина Ростислава Гофмана и его друга Алексея Головченко, которые не входили в группировку. Кулаева рассказывает «Медузе», что суд детально рассматривал обстоятельства их смерти.
Гофман — еврейский парень, который решил внедриться в банду и обмануть их. Он был знаком с Воеводиным по работе — магазину детских товаров. Понял, что Воеводин — нацист и убийца, и решил с ним подружиться, чтобы эту историю [группировку] развалить. Очень смело.
Гофман принял две меры предосторожности. Во-первых, попросил своего друга [Головченко] пойти вместе с ним. Во-вторых, написал список с фамилиями участников банды и бросил его в почтовый ящик, предупредив родных, что если что-то случится, то надо разыскать людей из списка. Когда они не вернулись, мама Гофмана отнесла эту бумажку в милицию, они ее забрали — и никто никогда больше ее не видел. И еще многих успели убить участники списка, прежде чем их задержали благодаря Вышенкову.
Стефания Кулаева рассказала «Медузе», что 24 июня 2004 года, в день похорон еще одного убитого «бандой Боровикова — Воеводина» — этнографа и антифашиста Николая Гиренко — члены группировки пришли к ней домой.
Выяснилось, что мы [с Алексеем Воеводиным] были соседями по двору. Они меня знали как [антифашистскую] активистку и пришли ко мне домой. Это было очень страшно, ведь Гиренко убили выстрелом через дверь. Они не застали меня дома, так как в тот день я взяла своих маленьких детей и уехала в Петергоф с ночевкой. Они нарисовали на двери цифры 88 краской и такую непонятную жирную точку. Этот знак не совсем понятный и не самый распространенный. Может быть, это [точка] означало место для пули. Они позвонили в мою квартиру по телефону в два часа ночи, видимо, сразу после того, как дверь «украсили». Трубку взял мой отец, фронтовик Второй мировой. Сказали: «Мы ее убьем, как Гиренко».
Кулаева обратилась в полицию. По ее словам, в дежурной части сидел «какой-то сотрудник и что-то вяло писал под портретом Дзержинского». Когда активистка уходила, он дошел с ней до лестницы и шепотом сказал: «Если что-то такое происходит, нам не звоните. А вот в 02 записываются все звонки». Собеседница «Медузы» уверена: в полиции не просто так «потеряли» список Ростислава Гофмана, оперативная работа с которым могла бы спасти жизни многих, в том числе Николая Гиренко.
14 июня 2011 года суд вынес приговор членам БТО. Пожизненные сроки получили только двое — Алексей Воеводин и Артем Прохоренко.
Стефания Кулаева рассказывает, что в тюрьме членам банды жилось вполне комфортно: «[Воеводин] книгу написал. Он настолько хорошо жил [в СИЗО „Кресты“], что у его жены — представьте — родилось двое детей. Как вы понимаете, никаких свиданий, которые могут привести к рождению детей, людям в СИЗО не положено. Он достаточно долго там жил-поживал, а потом все-таки оказался на зоне [в колонии „Полярная сова“]».
Воеводин впервые уехал в «Полярную сову» в марте 2012-го, но в июне его вернули в «Кресты», так как он признался, что в 2004 году зарезал человека у станции метро «Проспект Ветеранов». Возвращение в колонию неонацист всячески оттягивал: писал по 2-3 тысячи жалоб в год и демонстративно пытался покончить с собой (он делал это и во время основного процесса). Кроме того, Воеводин признавался в новых преступлениях, просил проверить знакомых и незнакомых ему людей, которые якобы занимаются противоправной деятельностью. А в сентябре 2016 года убил сокамерника.
Воеводина периодически привозят в Петербург для следственных действий. Он продолжает писать жалобы на условия своего содержания. Летом 2022 года осужденный потребовал компенсацию от «Почты России» за медленную доставку писем в колонию: «страдания и страх за самочувствие супруги» и моральный вред осужденный оценил в 55 тысяч рублей (и получил от «Почты» три тысячи рублей). А 29 февраля 2024 года суд отказал ему в жалобе на сотрудников ФСИН, которые конвоировали его с собаками: Воеводин заявил, что собаки лаяли и были без намордников, чем испугали его.
○ ○ ○
Ни слова о гибели Хуршеды Султоновой на заседаниях по делу «банды Боровикова — Воеводина» не прозвучало.
Акобир Ниязов ничего не знал о признаниях неонацистов — как и семья его дяди Юнуса Султонова. Выслушав корреспондента «Медузы», он заявил, что для него убийцы двоюродной сестры остались безнаказанными. «Как говорится, горбатого могила исправит. Сколько бы ни сидел человек в тюрьме, если он ненормальный, это его не исправит никак», — добавляет Акобир.
В России усиливается ультраправое движение. Вот что об этом говорят эксперты
Расцвет ультраправого движения в России нулевых эксперт центра «Сова» Вера Альперович называет «золотым временем, по которому многие сегодня ностальгируют». В своем докладе эксперты «Совы» отмечают, что учитывая тенденции 2023 года, возвращение двухтысячных может стать новой реальностью.
Если в 2022 году в отчеты «практически нечего было вносить», то с весны 2023-го количество насильственных преступлений увеличилось в четыре раза. «Сейчас в ультраправых телеграм-каналах публикуется безумное количество роликов с записями нападений, и это очень сильно напоминает начало нулевых», — предупреждает руководитель исследований о русском национализме и ксенофобии в «Сове» Наталия Юдина.
Антифа-активисты, которые отслеживают публикацию роликов с нападениями в социальных сетях, подтверждают эти выводы. Они отмечают, что именно из-за вернувшейся популярности таких видео осенью 2023 года они сделали мониторинг отдельным направлением своей деятельности. Собеседники «Медузы» рассказывают, что поначалу атаки носили не очень жестокий характер: нападавшие брызгали в прохожих из перцовых баллончиков или прокалывали шины автомобилей с иностранными номерами или номерами регионов Северного Кавказа. Но позже таких случаев стало неожиданно много. Эксперты уверены, что агрессия будет только нарастать.
Как писали сами ультраправые в своих соцсетях и телеграм-каналах, смысл таких мелких «неопасных» нападений в том, чтобы привлечь подростков с правыми взглядами, которые постепенно начнут совершать более серьезные преступления. Уже к концу 2023 года в телеграм-каналах стали появляться видео довольно жестоких групповых нападений. По данным анонимного активистского проекта NVMP на начало марта 2024 года, за последние шесть месяцев зафиксировано 548 нападений, 369 из них попали на видео. Количество нападений в феврале 2024-го слегка снизилось относительно января (тогда у подростков было больше свободного времени из-за зимних каникул).
Новое поколение ультраправых «пытается воспроизводить те самые видео 2000-х — начала 2010-х, например „белые вагоны“». «К счастью, по сравнению с тем периодом куда реже используются ножи. Сейчас в нашей базе данных есть лишь три ролика, где точно использовался нож и одно видео, где он заявлен в описании, но неясно, применялся ли он на самом деле. В основном ножи пока используют для проколов шин», — говорит один из антифа-активистов.
В своих телеграм-каналах ультраправые постоянно пишут, что, если нападение не сняли на видео, а затем не выложили в интернет, значит, его не было, продолжает собеседник «Медузы». «Они видят в этих роликах пропаганду действием. А поскольку эта среда во многом виртуальна, наличие видео — единственный способ повысить собственную значимость среди единомышленников. Если в 2000-х ультраправые были уличной субкультурой, то новое поколение неонацистов — из интернета», — объясняет антифа-активист «Медузе».
Чаще всего герои видео (то есть нападающие) — подростки. Минимизировать риски полицейского преследования, по мнению команды NVMP, им помогает беззащитность жертв: мигрантов, бездомных, алко- и наркозависимых людей. «Они [нападающие] сознательно выбирают представителей маргинализированных групп, которые сами опасаются обращаться в полицию. Об этом прямым текстом написано в „наставлении по прямому действию“ NS/WP», — уточняет собеседник «Медузы».
Стефания Кулаева из Антидискриминационного центра «Мемориал» опасается того же, что и ее коллеги из «Совы» и антифа-активисты:
Итоги 2023-го кажутся неутешительными. Мы действительно видим рост неонацистского насилия, а правоохранительные органы на это не реагируют должным образом. Они реагируют [почти только] на дела, связанные с войной. Когда ксенофобия разрешена и даже поощряется, а свободы нет, уровень насилия только растет.
Кулаева видит в происходящем сходство с погромами, которые устраивали участники Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ) — теми, кто в начале 2000-х громил рынки вместе с милицией. В 2023 году это повторилось: националисты в масках — иногда вместе с полицейскими, сотрудниками военкоматов и ФСБ — устраивали рейды в местах, где, как правило, работает много мигрантов. Более того, председатель СК РФ Александр Бастрыкин неоднократно призывал проверять мигрантов с приобретенным российским гражданством на уклонение от призыва в армию.
Как и коллеги из «Совы» и активисты, Кулаева обращает внимание на массовый характер ксенофобных видеороликов в интернете. «Их число растет — видимо, пример заразителен. Такие видео легко найти — ненависть и рознь они возбуждают гораздо мощнее, чем слова башкирского активиста [Фаиля Алсынова], получившего срок за невинное выражение про „черный народ“», — считает Кулаева.
Кроме того, в драках с националистами в новостях часто обвиняют самих мигрантов — тем самым, подчеркивает собеседница «Медузы», в обществе разжигают мигрантофобию: «Это, плюс то, что российские власти всячески пропагандируют идею превосходства русских над всеми, очень опасно и симптоматично. Одно питает другое».
○ ○ ○
Акобир Ниязов работает в ночную смену в пекарне в Душанбе. У него есть жена и дочь. С Султоновыми он почти не общается из-за занятости — только когда семья собирается на могиле Хуршеды в годовщину убийства и исламские праздники.
Родители Хуршеды развелись семь лет назад. «Так уж получилось», — говорит Юнус и просит корреспондента «Медузы» не расспрашивать его ни о разводе, ни о судебном процессе над напавшими на семью подростками. После смерти старшей дочери у них с женой родился сын — недавно он окончил школу. Младшая сестра Хуршеды, которая была еще младенцем, когда произошло убийство, уже замужем.
После убийства дочери Юнуса петербуржцы помогали семье деньгами: «Кто сто рублей, кто двести». Его поддержал даже Аман Тулеев — губернатор, возглавлявший Кемеровскую область более 20 лет и умерший в ноябре 2023 года. Сейчас 55-летний таджикистанец перебивается случайными заработками в Душанбе. «Забыли про меня», — вздыхает собеседник «Медузы».
Юнус вспоминает, как годы спустя после приговора подросткам случайно столкнулся на рынке с одним из них. «Я его узнал. У него кличка „Гусь“ была (вероятно, речь об Александре Гусаке, — прим. „Медузы“). Он попытался сбежать, но я поймал его и попросил рассказать, что случилось. Он ответил: „Я не виноват“. И все мне рассказал. Мы не ругались, он со мной хорошо говорил. Четыре года отсидел и вышел. Он сказал, что ими командовал „самый здоровый“». Кто именно, Юнус уже не помнит, но уточняет, что тот находился в клетке на скамье подсудимых. Объяснять, что именно ему рассказал Гусь, он не захотел.
Спустя 20 лет у Юнуса нет вопросов ни к следствию, ни к настоящим убийцам дочери. «Пусть бог их накажет, — говорит отец Хуршеды. — Я не судья. Родителям удачи, всем удачи».
«Медуза» попыталась связаться с адвокатами, представлявшими интересы фигурантов дела БТО, Евгением Шеином (адвокат Алексея Воеводина) и Павлом Лепшиным (адвокат Артема Прохоренко). Также мы обратились за комментарием к жене Воеводина Хельге и Кабиру Петровскому, которого осудили по делу о нападении на Хуршеду Султонову. На момент публикации материала «Медуза» не получила ответа.
Антон Стеков