«Дураки есть по обе стороны океана» Светлана Рейтер рассказывает, как из-за войны рушится Сколтех — любимый проект Медведева, российский вуз, который был партнером знаменитого американского университета MIT
«Дураки есть по обе стороны океана» Светлана Рейтер рассказывает, как из-за войны рушится Сколтех — любимый проект Медведева, российский вуз, который был партнером знаменитого американского университета MIT
Сколковский институт науки и технологий — Сколтех — когда-то был любимым проектом Дмитрия Медведева. Он воплощал мечту о тесном сотрудничестве России с Западом. Эта мечта щедро оплачивалась из бюджета: только на партнерство со знаменитым Массачусетским технологическим институтом, рассказывают источники «Медузы», за десять лет могли потратить больше 400 миллионов долларов. После начала войны Сколтех покинули многие иностранные и российские профессора и студенты. Передовой вуз, входивший в мировые рейтинги, теперь под американскими санкциями — и, кажется, только его ректор по-прежнему верит, что институт «справится» с этими проблемами. Спецкор «Медузы» Светлана Рейтер рассказывает, как ученые Сколтеха пытались спасти науку и студентов от войны — и что из этого вышло.
Весь текст в семи абзацах
- Сколтех — один из любимейших проектов Медведева. Учредителями института десятилетие назад стали крупные госструктуры. «Деньгами в институте сразу после открытия сорили потрясающим образом», — рассказывает источник «Медузы». Медведев, который сейчас называет США «Пиндостаном», еще за несколько месяцев до начала вторжения гордился международным признанием вуза.
- Из-за войны от сотрудничества со Сколтехом отказались зарубежные университеты, включая его многолетнего партнера — знаменитый американский MIT, на контракты с которым за все время существования Сколтеха Россия потратила полмиллиарда долларов. MIT разорвал отношения со Сколтехом через два дня после начала вторжения.
- Госдеп ввел санкции против Сколтеха из-за его сотрудничества с оборонными предприятиями. В институте этого никто не ожидал, и для его руководства это решение Вашингтона стало «настоящим ударом».
- Из-за санкций, мобилизации и в знак протеста против российской военной агрессии Сколтех покинули многие российские и иностранные профессора с мировым именем, студенты и аспиранты. Вуз лишился талантливых украинских ученых (которые традиционно сильны в матфизике).
- В Сколтехе ломается иностранное оборудование, которое нельзя ни починить, ни заменить; лабораториям не хватает реактивов. Российским исследователям отказывают в совместных учебных программах и стажировках, их не допускают до работы на западных научных комплексах (например, на синхротроне Diamond).
- Студенты Сколтеха выступили с антивоенным обращением; письмо преподавателей так и не было опубликовано: руководство вуза смогло убедить их, что последствия этого «будут катастрофическими». Ректор Сколтеха Александр Кулешов публично против войны не высказывался — но и с поддержкой российской агрессии в Украине тоже не выступал; сотрудники института якобы «гордятся» этим обстоятельством.
- Руководство Сколтеха, несмотря на сложности, считает, что институт «справится». «Все хорохорились — но пока мы в заднице, — говорит „Медузе“ один из сотрудников Сколтеха, уехавших из России. — За щекой реактивы через границу тащить не хочется».
В первый день полномасштабной российско-украинской войны 26-летний аспирант Сколтеха Даниил Выговский был на работе. «На моих коллегах в лаборатории лица не было, я их никогда в таком состоянии не видел, — вспоминает те дни аспирант. — Всем было страшно».
Уроженец Киева, испуганный Выговский попытался «максимально заблокировать себя» от новостей: пробовал сосредоточиться на рабочих делах, общался только с друзьями из института и родными. «Каждый день медитировал, занимался йогой, ходил в лабораторию, — рассказывает аспирант. — И каждый день мне писали родители: „Убегай из Москвы, беги немедленно“. Сами они в конце февраля перебрались из Киева в Краков».
События того времени Выговский вспоминает «сплошным комом»: «Когда все началось, мне звонили из администрации института, говорили, чтобы я не волновался: бояться нечего, за мной не придут, меня не выгонят, Сколтех вне политики. Кто именно мне звонил, я, хоть убей, не помню».
В Россию Выговский переехал десять лет назад — поступив на факультет молекулярной и биологической физики Московского физико-технического института. Окончив МФТИ, Даниил поступил в аспирантуру Сколковского института науки и технологий.
«Я пришел в Центр наук о жизни в 2018 году. Незадолго до этого в Сколтехе открыли учебную биологическую лабораторию — мы стали там первыми „поселенцами“», — рассказывает Даниил «Медузе». Он считает, что это было счастливое время:
В научной лаборатории классического академического института у каждого старожила будут свои пипетки и приборы, а новичкам вроде тебя мало чего достанется. Ты возьмешь что-то чужое, тебя будут шпынять. А Сколтех был пространством, где у меня впервые было собственное рабочее место и свои пипетки. Я мог ставить эксперименты в том объеме, который мне был нужен. И если академические институты закрываются строго по графику, то в Сколтехе ты мог сидеть допоздна.
Научным руководителем Даниила стал молекулярный биолог Константин Северинов, бывший профессор Сколтеха. В его лаборатории Выговский изучал систему CRISPR-Cas типа I-Е, отвечающую за иммунитет бактерий. Жил Даниил рядом с кампусом, в одной из квартир для иногородних аспирантов.
В марте 2022 года, через полторы недели после начала войны, к нему домой неожиданно пришла полиция. «Проводили учет населения, стучались во все квартиры, составляли списки, просили показать телефон. Спрашивали, один ли я живу, — говорит Даниил. — Взяли мой украинский паспорт, занесли данные в тетрадь. А мне как раз родители накануне писали: „Сейчас за тобой придут, свяжут и показательно казнят“».
Не выдержав напряжения, в начале апреля Даниил собрал вещи и уехал во Францию — получив по протекции Северинова место в лаборатории синтетической микробиологии Университета Пастера у профессора Давида Бикара.
Отправляясь во Францию, на пограничном контроле в аэропорту Выговский плакал. «С одной стороны, я радовался, что уезжаю. С другой — мне было страшно грустно, это же десять лет моей сознательной жизни. В России было все: работа, друзья… Я уезжал с мыслями, что, может, никого больше не увижу, и заранее тосковал».
Форпост отечественной науки
Главным идеологом открытого в 2011 году Сколтеха был Дмитрий Медведев — нынешний заместитель председателя Совбеза РФ, а тогда — президент России. Учредителями Сколтеха назначили крупные госструктуры; его профессорами стали российские и зарубежные ученые с мировым именем, занимающиеся техническими и естественными науками, — они должны были учить студентов магистратуры и аспирантов. Предполагалось, что институт станет первым российским вузом современного образца — с модным кампусом и прогрессивными научно-исследовательскими центрами.
За воплощение в жизнь передовых учебных проектов отвечал связанный со Сколтехом инновационный центр «Сколково»: через его фонд институт получает бюджетные деньги, а стартапам Сколтеха дают статус резидентов «Сколково».
Студенты «форпоста отечественной науки», как иронично называют Сколтех его профессора в разговоре с «Медузой», активно участвовали в международных коллаборациях — например, они помогли решить многолетнюю и очень сложную проблему предсказания структуры белка (о том, почему это настоящий прорыв, можно прочитать тут). Сам Сколтех три года назад попал в рейтинг лучших молодых вузов мира по версии Nature Index, заняв 97-е место из 175 (опередив на одну позицию Университет Оснабрюка, на 12 — Университет Мадрида и на 40 — российскую Высшую школу экономики).
«Сколтех вышел на орбиту. Это институт с высокой репутацией. Собственно, к этому мы и стремились», — с гордостью сообщал Дмитрий Медведев в апреле 2021 года, всего за десять месяцев до начала российского вторжения в Украину.
Сейчас, когда Россия оказалась в изоляции из-за своей военной агрессии, Медведев называет «англосаксов» «хрюкающими подсвинками», а США — «альфа-самцом Пиндостаном». Однако десятилетием раньше, в 2010-м, Медведев ездил в Кремниевую долину, принимал от Стива Джобса в подарок айфон и отправил на двухдневный семинар в Бостон внушительную правительственную делегацию: Игоря Шувалова, Алексея Кудрина, Эльвиру Набиуллину, Анатолия Чубайса, Владислава Суркова и Аркадия Дворковича.
Чиновники должны были изучить инновационные технологии в знаменитом американском университете — расположенном в Бостоне Массачусетском технологическом институте (MIT) — и применить новые знания на практике, сделав лучший российский вуз постдипломного образования.
Кампус Сколтеха построили в паре десятков километров к западу от Москвы, в престижном Сколково. Преподавать в «нашем Бостоне» решили на английском языке. На финансирование Сколтеха и аффилированного с ним фонда «Сколково», согласно постановлению правительства 2010 года, из федерального бюджета за десять лет планировалось направить 121,6 миллиарда рублей.
Подробнее о том, как оборонные компании финансировали Сколтех
Помимо финансирования, обеспеченного постановлением правительства, в 2011 году президентская комиссия по модернизации и технологическому развитию обязала госкомпании перечислять не менее 1% от своих программ инновационного развития в фонд целевого капитала Сколтеха.
Бывший председатель попечительского совета Сколтеха Аркадий Дворкович рассчитывал, что за три года отчисления составят 30 миллиардов рублей. Ожидания оказались сильно завышенными: к 2013-му в фонд целевого капитала поступило всего 3,9 миллиарда рублей (деньги перевели, в частности, «Росатом», «Роснефтегаз», РЖД и «Ростех»). В том же году постановление об обязательных отчислениях отменил Путин, который вновь стал президентом в 2012-м.
Внушительная часть бюджета Сколтеха шла на выплаты Массачусетскому институту науки и технологий: он обязался участвовать в разработке концепции, подборе профессуры и подготовке сотрудников российского вуза, говорится в трехлетнем контракте, заключенном между MIT и фондом «Сколково» (подписан в 2011 году, есть в распоряжении «Медузы»).
Против подписания этого контракта дважды выступал научный совет фонда «Сколково», сопредседателем которого был нобелевский лауреат по химии Роджер Корнберг: партнерство с MIT в совете считали «необоснованной тратой денег». Фонд «Сколково», указано в контракте, в течение трех лет перечислял MIT 302,5 миллиона долларов. Контракт продлевали еще несколько раз. В общей сложности к 2022 году MIT мог получить от фонда «Сколково» больше 400 миллионов долларов, рассказал источник «Медузы» в фонде и подтвердил источник, близкий к руководству Сколтеха.
Масштабные расходы Сколтеха и «Сколково» часто критиковали журналисты, а после проверки фонда Счетной палатой Генпрокуратура в 2015 году завела против топ-менеджеров «Сколково» уголовное дело о пособничестве в растрате (причем одним из его главных фигурантов стал бывший депутат Госдумы от партии «Справедливая Россия», оппозиционный политик Илья Пономарев).
«Деньгами в институте сразу после открытия сорили потрясающим образом, — утверждает источник „Медузы“, близкий к руководству Сколтеха. — Иностранных профессоров селили исключительно в „Балчуг“, при этом они могли в течение десяти дней водить за счет института компании любого размера в любой ресторан Москвы — расходы возмещал Сколтех».
«Про рестораны не помню, но, пока не построили коттеджи в Сколково, иностранцев действительно селили в „Балчуге“, „Украине“ или в шикарных апартаментах — обязательно на Арбате или на Кутузовском проспекте», — вспоминает другой источник «Медузы», ранее работавший в Сколтехе.
Институтские зарплаты и тогда, и сейчас были в несколько раз выше, чем в других топовых российских вузах. Так, ректор Сколтеха, математик Александр Кулешов в 2019 году получал в институте около 2,9 миллиона рублей в месяц, следует из попавших в сеть данных налоговых баз. Ежемесячная ставка профессора Сколтеха составляет от 700 до 795 тысяч рублей, заявили «Медузе» три профессора института.
А как в других вузах?
Для сравнения: зарплата преподавателя ВШЭ — от 100 тысяч до 300 тысяч рублей в месяц, утверждают источники «Медузы», близкие к руководству вуза.
В МГУ, по данным Счетной палаты РФ, преподаватели в среднем получают около 150 тысяч рублей ежемесячно; зарплата ректора МГУ — порядка 1,2 миллиона рублей.
Большинство профессоров Сколтеха работали на полставки, совмещая работу в институте с преподаванием в других вузах, преимущественно зарубежных — например, в MIT, где уже много лет руководит программой по инженерии ректор-основатель российского вуза Эдвард Кроули.
Несмотря на то, что студенты Сколтеха регулярно ездили в MIT, вклад американского вуза мог быть и больше, убеждены два источника «Медузы», близкие к руководству российского института. «Американцы разве что дали использовать их логотип на рекламных буклетах», — категорично оценивает сотрудничество с MIT собеседник «Медузы», до недавнего времени работавший в Сколтехе. С этим утверждением не согласен один из первых профессоров российского института, доцент и бывший руководитель группы компьютерного зрения Сколтеха Виктор Лемпицкий:
MIT все-таки помогал — например, нас всех добровольно-принудительно погнали в Бостон на стажировку — учиться уму-разуму. Там в MIT я видел несколько типов людей, которые в этот проект [со Сколтехом] вошли. Некоторые были местными бюрократами, для них наш институт был очередным партнерским проектом. Но кто-то искренне хотел помочь: участвовал в исследованиях и помогал готовить курсы для наших студентов.
В пресс-службе американского вуза не смогли оперативно ответить на вопросы «Медузы» о результатах совместной работы со Сколтехом. На вопрос о том, было ли успешным партнерство с MIT, ректор Сколтеха Александр Кулешов ответил «Медузе»: «Да. В прошлом».
Две школы мысли
Виктор Лемпицкий вел в Сколтехе курс по глубокому обучению и возглавлял лабораторию по компьютерному зрению, параллельно работая в «Яндексе» и Samsung. Ученый не верил, что будет война — и 24 февраля «смотрел на все происходящее в оцепенении».
Спустя четыре дня студенты и аспиранты Сколтеха выступили с коллективным антивоенным обращением, в котором призвали профессоров последовать их примеру и подготовить собственное письмо. Лемпицкий и еще несколько профессоров составили текст в гуглдоке («Медуза» получила доступ к файлу до того, как он был удален). «[Написали] какие-то, в общем, довольно банальные слова о том, что мы против того, что происходит, категорически не приемлем и так далее, — вспоминает Лемпицкий. — Пригласили всех подписаться, но ректор Сколтеха Александр Кулешов нам передал, что последствия этого письма будут совсем катастрофическими: институт [после публикации] могут закрыть». Сам Кулешов сообщил «Медузе», что «не знает» о существовании такого письма и «ни прямо, ни косвенно» не влиял на его публикацию.
Лемпицкий признается, что «чувствовал себя в двусмысленном положении»: «Я тогда работал в Сколтехе всего один день в неделю, у меня в кармане уже были билеты в Ереван. Я мог подписать письмо, ничем особо не рискуя. При этом подписантами нашего письма хотели выступить профессора, которые уехать никуда не могли: от них зависели семьи, аспиранты, лаборатории. Я лично [всем] написал: „Если хотите, давайте не будем“. И все как-то согласились: да, давайте не будем».
В итоге никакого отдельного письма профессоров Сколтеха так и не появилось. Вместо этого сотрудники института подписались под антивоенным обращением российских ученых, опубликованным в научном издании «Троицкий вариант» (в общей сложности под обращением стоит подпись 67 сотрудников, студентов и аспирантов Сколтеха; всего в институте 600 сотрудников).
14 марта Лемпицкий улетел в Ереван. «После четырех лет работы по совместительству у меня уже не было в Сколтехе ни большой группы, ни долгосрочных обязательств. Вариант остаться в России я для себя не рассматривал по нескольким причинам, включая мою несмелость: я ходил на антивоенные митинги, когда за это еще не сажали. А когда стали сажать, понял, что ходить на акции больше не готов. Жить помалкивая тоже не хотелось», — объясняет свой отъезд профессор.
Помимо Лемпицкого, на митингах бывали и другие сотрудники Сколтеха — так, профессор Центра молекулярной и клеточной биологии Егор Базыкин не только сам участвовал в антивоенных акциях, но и помогал задержанным на них коллегам. «Как только меня выпустили из отделения полиции, куда я попала после митинга 6 марта, Базыкин написал мне какие-то теплые слова и предложил любую поддержку», — вспоминает студентка Центра наук о жизни Сколтеха Марина Морозова.
На акции, вспоминает Морозова, она вела себя «предельно аккуратно» и «в толпу не лезла», но ее все равно задержали сотрудники ОМОНа. Несколько часов студентка провела в ОВД «Братеево» — полицейские орали на нее матом, замахивались стулом, угрожали пистолетом и били по ногам. Морозова «тайком записала» угрозы, крики и звуки ударов на диктофон — и передала записи «Новой газете». Когда статья вышла, Базыкин связался с Морозовой еще раз и предложил психологическую и любую другую помощь.
Сам Базыкин заявил «Медузе», что с Морозовой тогда говорил «не от лица всего института» — и в принципе не готов «обсуждать ситуацию в Сколтехе». «То, что я сейчас не в России, меня в этом смысле ставит в странную ситуацию», — пояснил ученый.
Ректор Сколтеха Александр Кулешов в 2022 году против войны не высказывался. Но и с поддержкой российской агрессии в Украине тоже не выступал.
«Было такое письмо ректоров крупных российских вузов, которые „спецоперацию“ поддерживали. Кулешов это обращение не подписал, чем мы в Сколтехе очень гордимся, — рассказывает „Медузе“ один из сотрудников института. — Понятно, что ни один нормальный ректор, которого заботит существование его института, открытых антивоенных заявлений делать не будет, и то, что Кулешов свою подпись не поставил, вполне себе жест».
«Без комментариев», — сказал по этому поводу Кулешов «Медузе».
«Ядерный чемоданчик» и ЧОП
На встречах с преподавателями Сколтеха ректор Александр Кулешов шутил: «Можете не бояться, воровать не буду. Я человек богатый», — вспоминает один из институтских профессоров.
Кандидатура Кулешова была одобрена общим собранием учредителей Сколтеха в конце 2015 года. Математик по образованию, сам себя называющий «переучившимся на инженера», Кулешов — человек крайне предприимчивый и обеспеченный, рассказывает источник «Медузы», близкий к руководству института. «Он был прикладным действующим ученым, до Сколтеха возглавлял Институт проблем передачи информации (ИППИ) РАН, то есть очень хорошо понимает про всякие технологии связи. При этом он лично оплачивал банкеты заслуженных академиков в ИППИ. Он, конечно, не [миллиардер Олег] Дерипаска, но деньги у него водятся», — объясняет «Медузе» знакомый Кулешова. «В отношении ИППИ — what happened in Vegas stays in Vegas [что происходит в Вегасе, остается в Вегасе]», — сообщил «Медузе» сам ректор Сколтеха.
Карьеру Кулешов начинал в НИИ автоматической аппаратуры в Москве, где занимался системой управления стратегическими ядерными силами, «начиная с того самого знаменитого» ядерного чемоданчика, рассказывал он сам в интервью Общественному телевидению России. В 1990-е Кулешов, по его словам, занялся предпринимательской деятельностью: владел «в странах Западной Европы» бизнесом, «связанным с информационными технологиями» — а в 2010 году, уже работая директором ИППИ, стал одним из учредителей пяти частных охранных предприятий. Эти компании в числе прочего занимаются «консультированием по вопросам коммерческой деятельности» и «охраной частных лиц».
Из всех ЧОП, которыми до 2020 года владел ректор, доходных два — «Экскалибур-СМС» и «Экскалибур-2000». Чистая прибыль обеих компаний в 2019-м составила 19 миллионов рублей, судя по сведениям, содержащимся в системе «Контур.Фокус». Совокупный доход Кулешова в том же году — порядка 4,6 миллиона рублей в месяц, следует из данных, попавших в сеть налоговых баз.
Обсуждать свой бизнес с «Медузой» Кулешов отказался, добавив, что у него «нет особых секретов», но личная жизнь ректора «никого не касается». Вопросы о том, почему он заинтересовался охранным бизнесом, Кулешов проигнорировал.
Не менее энергично новый ректор занимался Сколтехом. При нем институт начал жестче контролировать свои знаменитые представительские расходы: в частности, профессора больше не жили в съемных квартирах на Кутузовском проспекте и в дорогих отелях, рассказывает «Медузе» собеседник, близкий к руководству института; эти сведения подтверждает источник в руководстве фонда «Сколково».
Сократив затраты, Кулешов договорился о партнерстве с Высшей школой экономики. «Она обеспечивала нас студентами, а наши профессора читали лекции на территории Вышки — эти лекции включали undergraduate [студентов бакалавриата] в орбиту Сколтеха как можно раньше», — рассказывает «Медузе» бывший руководитель Центра перспективных исследований Сколтеха, профессор Колумбийского университета, известный математик Игорь Кричевер (1 декабря Кричевер умер после продолжительной болезни). По его словам, Кулешов собирался учредить в Сколтехе собственный бакалавриат (который изначально не планировался), потому что «хотел сделать» настоящий вуз.
«Думаю, война может эту задачу усложнить, — предполагает в беседе с „Медузой“ бывший сотрудник центра перспективных исследований Александр Браверман. — Хотя Александр Петрович Кулешов человек невероятной эффективности, и пока не было идей, которые он не смог бы воплотить в жизнь». Сам ректор Сколтеха ответил «Медузе», что бакалавриат в Сколтехе «будет».
Воплощению идеи может помешать не только российско-украинская война, но и связанные с ней санкции против Сколтеха и фонда «Сколково», введенные Госдепом США в начале августа. Как вспоминают собеседники «Медузы» в вузе, Сколтех санкций не ждал — и для его руководства они оказались «настоящим ударом».
После объявления санкций институт опубликовал обращение Кулешова. Ректор писал, что «западный истеблишмент заинтересован в максимальном истощении интеллектуального потенциала России» — но, несмотря на возможные «существенные потери», институт «справится» (выражение «мы справимся» в обращении ректора повторяется несколько раз подряд). «Вообще, все, что творится в мире сейчас, — это какой-то сюр, сумасшедший дом, — писал ректор, избегая слов о войне, развязанной Россией. — Именно поэтому холодная голова и психологическое спокойствие необходимы нам как никогда раньше».
Старые друзья и новые проблемы
Санкции против Сколтеха, указано на сайте Госдепартамента США, связаны с тем, что спонсорами института «были российские компании военно-промышленного комплекса» (они переводили деньги в фонд целевого капитала института в рамках распоряжения Медведева об обязательных отчислениях), а сам вуз в течение последних десяти лет занимался проектами, «поддерживающими войну».
В Сколтехе с выводами Госдепа категорически не согласны. «У нас нет и не было военных проектов в принципе. Кто их вообще отдаст международному институту с профессорами — гражданами западных, а теперь вообще глубоко „недружественных“ стран?!» — возмущается собеседник «Медузы» в руководстве вуза. «Все, что касается оборонки и конкретных предприятий… полная чепуха», — говорил в интервью «Российской газете» Кулешов. «Медузе» он сообщил, что Сколтех «никогда не работал с оборонными компаниями».
«Сколтех попал под санкции, потому что открывался с помпой, а не потому, что там ведутся оборонные заказы, — убеждает корреспондента „Медузы“ Игорь Кричевер. — Я возглавлял комиссию, отвечающую за наем профессоров, и могу с уверенностью сказать, что ни в какой момент я нигде не видел никаких оборонных вещей. Никаких военных заказов в Сколтехе тоже не велось».
«Если бы меня спросили навскидку, я бы сказал, что ни хрена по оборонке в Сколтехе сделано не было, — говорит „Медузе“ собеседник, близкий к руководству фонда „Сколково“. — Чтобы был какой-то оборонный заказ или целенаправленная работа на военную задачу? Точно нет».
Тем не менее компании военно-промышленного комплекса со Сколтехом сотрудничали: институтский исследовательский центр по перспективным конструкциям указывал среди своих партнеров предприятия ВПК — Объединенную авиастроительную корпорацию (ОАК), Ракетно-космическую корпорацию «Энергия», «Вертолеты России» и Росатом. В 2012 году Сколтех подписал соглашение о сотрудничестве «в области образования, науки и технологических разработок» с «Оборонпромом» и «Уралвагонзаводом» (УВЗ) (обе компании позже стали частью холдинга «Ростех»; «Оборонпром» ликвидирован в 2018-м).
«Уралвагонзавод» планировал вложить миллиард рублей в разработки Сколтеха по производству вагонов из композитных материалов. «Промышленные предприятия активно идут в Сколково. И в первую очередь — чтобы создавать инновационный продукт. В том числе двигатели, в том числе для тяжелой техники. Может быть, для танков», — хвалился после подписания соглашения вице-президент Сколтеха по развитию сообщества и коммуникациям Алексей Ситников. На вопросы «Медузы» Ситников отвечать отказался.
До танков дело не дошло: сотрудничество Сколтеха с «Уралвагонзаводом» вылилось в «один хакатон для работников УВЗ», рассказывает собеседник «Медузы» в институте. «Не помню, чтобы сотрудничество со Сколтехом у нас обсуждалось», — заявил собеседник «Медузы» в «Ростехе». «Все эти соглашения были формальностью и ни к каким танкам точно не привели», — подтверждает источник «Медузы», близкий к руководству фонда «Сколково». В «Ростехе» и УВЗ на вопросы «Медузы» не ответили.
Дорогие читатели! В России введена военная цензура: миллионы людей лишены доступа к независимой информации. Но именно сейчас журналистика помогает спасать жизни. Любую статью «Медузы» легко превратить в PDF-файл. Такой файл очень удобно пересылать в мессенджере или по имейлу друзьям и близким — особенно тем, кто не умеет пользоваться VPN (и у кого, скорее всего, нет нашего приложения). А еще PDF можно распечатать — чтобы материалы «Медузы» смогли прочитать даже те, у кого вообще нет интернета. Подробнее об этом тут.
Соглашения с «Оборонпромом» и «Уралвагонзаводом» подписывал бывший ректор Сколтеха американец Эдвард Кроули. «Взаимодействие с корпорациями — возможность для института решать задачи, поэтому, я думаю, Кроули это все и подписывал. Такая практика есть во всех мировых институтах, совершенно необязательно танки делать», — объясняет источник «Медузы», близкий к руководству фонда «Сколково». Ректор Александр Кулешов сказал «Медузе», что Кроули «наподписывал какое-то количество бессмысленных меморандумов, которые никогда не доходили до контракта». Сам Кроули на вопросы «Медузы» не ответил.
«Кроули руководил институтом с 2011 по 2016 год — за это время госкомпании, включая те, что входят в ВПК, переводили деньги в фонд целевого капитала [Сколтеха] и подписывали с нами соглашения о сотрудничестве, — рассказывает „Медузе“ один из профессоров. — При этом MIT все это время спокойно работал со Сколтехом, их ничего не смущало. Мало того, в попечительский совет института входил профессор MIT Джон Дойч, бывший руководитель центральной разведки США. И ничего, и все нормально, и никаких санкций. Всех все прекрасно устраивало, никакой оборонки никто нигде не видел. А потом все резко проснулись!» По мнению источника «Медузы», близкого к фонду «Сколково», американскому вузу «стоило проявить принципиальность» намного раньше — когда Россия аннексировала Крым и сбила малайзийский «боинг».
Как науки стали политическими
После введения американских санкций профессор Михаил Лебедев, два последних года возглавлявший в Сколтехе Центр нейробиологии и нейрореабилитации, решил уволиться и за месяц свернул свои институтские проекты. У нейрофизиолога Лебедева и американское, и российское гражданство. Власти США, рассказывает профессор «Медузе», могут оштрафовать его за работу в Сколтехе.
«Поскольку причиной увольнения была не моя собственная оплошность, сильно расстраиваться не следует. Но все это крайне неудобно: у меня полтора десятка сотрудников, идет работа, а подобные инциденты не помогают исследованиям, задачи которых сугубо научные и медицинские», — беспокоится Лебедев. В центре нейрореабилитации занимались разработкой программы, способной помочь тем, кто перенес инсульт и спинномозговые травмы. Это основное направление научной деятельности Лебедева, получившего на свои проекты мегагрант Минобрануки РФ и грант Российского научного фонда.
«Больной после инсульта не может [например] произвольно двигать рукой — и мы придумали нейроинтерфейс: он считывает желание пациента совершить движение и выполняет его с помощью робота, охватывающего руку пациента», — описывает нейрофизиолог принцип работы своего проекта. Клинические исследования интерфейса идут в Федеральном центре мозга и нейротехнологий ФМБА России.
Раньше, рассказывает Лебедев, в проекте участвовали и западные ученые — но из-за войны и санкций они этого делать больше не могут. «О каком-то международном сотрудничестве я сейчас не думаю. Западные партнеры этим не интересуются из-за всевозможных запретов. Работы ученых с российской аффилиацией, я слышал, не принимают на конференции или в научные журналы», — утверждает Лебедев.
Поведение правительств, вводящих санкции, бывший профессор Сколтеха аккуратно описывает как «неоптимальное». Наука, считает он, должна развиваться без государственных границ, и дискриминировать ученых «по национальному признаку» глупо. «Почему именно Сколтех выбрали для [американских] санкций, мне не совсем понятно — ведь исходно это был проект с MIT», — с удивлением комментирует Лебедев. Он продолжает консультировать своих коллег «вне профессиональной деятельности», несмотря на санкции. «Если человек из Сколтеха о чем-то меня спросит — например, о нейрональных коррелятах сознания, — вполне можно обсудить, не надо впадать в абсурд», — говорит профессор.
При этом Лебедев продолжает читать спецкурс «Нейроинтерфейсы и нейротехнологии» на кафедре математического анализа мехмата Московского государственного университета (глава вуза Виктор Садовничий первым подписал коллективное письмо ректоров в поддержку войны; сейчас обращение недоступно, его подписанты, включая ректора МГУ, попали под украинские санкции). Сам же Лебедев коллективные письма не подписывает — «за редкими исключениями» — и давать «Медузе» «глубокомысленные комментарии» на тему политики не готов:
Я бы мог что-то как-то прокомментировать, но потом окажется, что я нарушил какой-то очередной закон. Например, я придерживаюсь атеистических взглядов и считаю попов шарлатанами, но так говорить нынче не положено, а может, и запрещено. Ведь, скажем, официальные лица и в России, и в США через слово упоминают бога и впадают в прочие суеверия. Возможно, подобное невежество и приводит их к тому, что они потом вставляют палки в колеса науке.
От «общественно-политических разговоров» с корреспондентом «Медузы» отказался и действующий профессор Сколтеха, известный химик Артем Оганов. Он назвал «Медузу» «излишне политизированным» латышским изданием, корреспонденты которого «вместо поиска истины занимаются пропагандой». Обсуждать влияние войны на Сколтех Оганов не захотел и предложил дать «отдельное интервью о науке» без упоминания политики и санкций против Сколтеха (корреспонденты «Медузы» не смогли взять у Оганова актуальное интервью о российской науке без вопросов, связанных с внешней политикой страны).
Как начинался хаос
Американские санкции лишь увеличили ущерб, который уже нанесла институту война, считает бывший доцент Сколтеха Виктор Лемпицкий. «Не могу сказать, что [после санкций] стало резко хуже. Плохо было уже с 24 февраля», — говорит профессор. MIT официально разорвал многолетнее партнерство со Сколтехом через два дня после начала войны, назвав действия России в Украине неприемлемыми. Иметь дело с российским институтом не захотели и другие иностранные вузы.
Например, вспоминает в разговоре с «Медузой» молекулярный биолог Дмитрий Гиляров, аспирантам и постдокторантам Центра наук о жизни Сколтеха не позволили работать в Даремском университете (Великобритания), где они должны были заниматься кристаллизацией:
Когда они [из Сколтеха] приехали, началась война — банковские карточки не работают и все прочее. Вдобавок администрация Даремского университета сказала, что хочет прекратить всякое сотрудничество с российскими организациями в принципе, и через пару месяцев их [аспирантов и докторантов Центра наук о жизни] попросили на выход.
В прошлом сотрудник Сколтеха, Гиляров возглавляет группу в Центре Джона Иннеса в британском городе Норидж. О злоключениях сколтеховцев в Даремском университете он прочитал в фейсбуке — и предложил российским коллегам перебраться к нему. «Это та же Англия, технические возможности для работы у меня есть, — вспоминает ученый. — Они приехали, мы вместе сделали разные кристаллы».
Когда работа была готова, кристаллы для определения молекулярной структуры отправили на синхротрон Diamond Light Source. «Это отдельная британская организация, с которой мы взаимодействуем, — говорит Гиляров. — Просто отправляем кристаллы им по почте, то есть даже физически не ездим. Оказалось, они больше не делают работу для российских организаций и прекратили с ними всякое партнерство. Кристаллы, сделанные русскими руками, на этот синхротрон отправлять нельзя. Если в команде есть российские сотрудники, вообще ничего нельзя, никакого сотрудничества, включая совместные публикации».
В Даремском университете и в Diamond Light Source на запросы «Медузы» оперативно не ответили.
В начале лета, уезжая в Москву уже из Нориджа, сколтеховцы судорожно пытались «купить и заказать все что можно — чтобы привезти в Россию [синтетические] гены, антитела, самые базовые вещи», — вспоминает Гиляров. Ученые по всей России, объясняет он, к этому моменту уже столкнулись с острой нехваткой реактивов и реагентов.
«Сначала скакала валюта и цена выросла в три-четыре раза, — объясняет молекулярный биолог Константин Северинов. — Потом никто из перепродажников не хотел брать заказы, потому что западные компании отказались работать с Россией. Дальше поставки просто прекратились, и сколько [российские лаборатории] продержатся на запасах, непонятно».
Исход профессоров
Известный биолог Северинов до конца августа 2022 года руководил в Сколтехе лабораторией анализа метагеномов. Сейчас его место занимает 29-летний кандидат наук Артем Исаев — он называет себя «самым старым из всех 15 сотрудников» лаборатории.
Исаев родился в Украине, там же окончил школу. Позже вместе с семьей переехал в Нижний Новгород, учился на биофаке местного университета и получил российское гражданство. Последние несколько лет Артем провел в аспирантуре Сколтеха.
«Изначально я рассматривал Сколтех как промежуточный шаг перед тем, как уехать за рубеж [на постоянную работу]: можно было подтянуть английский, пройти хорошие курсы у известных профессоров, познакомиться с мировой наукой, — говорит „Медузе“ Исаев. — За время учебы я стажировался в Университете Йорка и Торонто, был на конференциях в США, Германии и Сингапуре — Сколтех позволял делать науку без отрыва от международного сообщества».
Лаборатория Северинова досталась Исаеву «по стечению обстоятельств». «Я хотел заниматься наукой, а не административными вещами, а теперь приходится брать на себя обязательства, чтобы лаборатория функционировала дальше. Бросать все на самотек нельзя», — волнуется Исаев. С «Медузой» Исаев говорил через неделю после того, как Путин объявил мобилизацию; по его словам, активную гражданскую позицию он не занимал, политикой не интересовался и за ней не следил, но начало войны стало для него «очень тяжелым событием».
Северинов вынужден был уволиться из Сколтеха в августе, «потому что [против института] ввели такие санкции, что теперь любой американец, который там работает, подпадает под уголовное наказание — от 250 тысяч долларов штрафа до пяти лет тюрьмы». Вместе с Севериновым из-за санкций к началу осени из Сколтеха ушли еще 16 преподавателей с американскими паспортами, рассказывал Александр Кулешов «Российской газете» в начале ноября.
«Я уволился, уволилось еще несколько, пожалуй, лучших наших сотрудников, — говорит „Медузе“ бывший руководитель Центра перспективных исследований Сколтеха, гражданин РФ и США Игорь Кричевер. — Это полное безобразие и бессмысленность, но, согласно американским законам, сейчас я, кажется, даже не имею права консультировать студента из „враждебной“ страны. По-моему, наука должна быть вне политики, но дураки есть по обе стороны океана». Опасаясь расширения санкций, из института ушли руководители шести из 14 научных центров Сколтеха, следует из внутренней презентации для сотрудников вуза, с которой ознакомилась «Медуза».
Новые начальники, занявшие места уволившихся профессоров, ломают голову над решением насущных проблем. «У нас недавно сломался масс-спектрометр производства компании Bruker. Компания ушла из России, инженеров отозвали, заказать комплектующие прямой возможности нет, так что один из основных методов, которыми мы пользовались в работе, теперь нам недоступен», — объясняет Артем Исаев.
Если раньше в лабораториях Сколтеха можно было работать, «не испытывая недостатка в реактивах», говорит Исаев, то сейчас «появились такие позиции, которые необходимы для работы», но заказать их «практически невозможно». До войны его лаборатория ежегодно получала на расходные материалы больше 20 миллионов рублей; точных цифр на 2022-й Исаев пока не знает: «В этом году бюджет сократился, но главная проблема даже не в этом, а в нарушении всех схем поставок».
«Мы сотрудничали с крупными западными компаниями, каждый проект приносил институту в среднем 100 тысяч долларов в год. От сотрудничества с нами уже отказались Bosch, Huawei, Philips и Samsung. Контракты рвутся, деньги заканчиваются», — рассказывает «Медузе» один из сотрудников центра искусственного интеллекта Сколтеха. В интервью «Российской газете» Александр Кулешов назвал общее число ушедших компаний: к началу ноября 2022 года их было 35.
Наука на паузе
Студент Сколтеха, приехавший в Россию из африканской страны, в разговоре с «Медузой» вспоминает, как его российские коллеги дважды за 2022 год «внезапно» уезжали: «Срывались с места сначала в феврале [после начала войны], потом в сентябре [когда Путин объявил о мобилизации]. Ты приходишь в лабораторию — их нет. Вчера были — сегодня исчезли. И тут ты начинаешь думать: а я-то сам что здесь делаю?!» Как учиться дальше, собеседник «Медузы» не знает: российские вузы, включая Сколковский институт науки и технологий, после 24 февраля вышли из Болонской системы, ценность диплома института упала.
«В Сколтехе традиционно были студенты из Индии, Латинской Америки, Африки, Кубы. Кто-то приезжал даже из Европы и Канады. Кому захочется ехать в нашу страну во время войны, непонятно, — объясняет бывшая сотрудница Сколтеха. — Неясен и статус института: ну получишь ты диплом Сколтеха, защитишь там диссертацию, так кто тебя сейчас с радостью работать возьмет на Западе?»
Иностранных студентов Сколтеха, рассказывает собеседник «Медузы» в институте, уже несколько раз останавливали в московском метро полицейские и проверяли их телефоны. Один из иностранцев, работающих в Сколтехе, рассказал «Медузе», что «на всякий случай удалил с телефона фейсбук и инстаграм» (поскольку Meta объявлена в России «экстремистской» организацией), и добавил, что «нестабильная обстановка в РФ» мешает сотрудникам института работать.
«Я спокойно сидел в „Сколыче“ у [нейрофизиолога] Михаила Лебедева и по сторонам особо не смотрел, — рассказывает аспирант Центра нейрореабилитации и нейробиологии Сколтеха Алексей Горин. — Но тут внезапно объявили „частичную мобилизацию“, и 21 сентября пришли ко мне по прописке с повесткой. Хорошо, что я живу в Москве, а зарегистрирован под Питером». Сразу после этого Горин уехал в Казахстан. Он вернулся в Россию в середине октября — когда Путин объявил об окончании мобилизации (в действительности она так и не завершилась). «Мне нужно продать машину, сделать генеральную доверенность. После этого я уеду опять», — убеждает «Медузу» Горин.
«Все хорохорились — но мы в заднице. За щекой реактивы через границу тащить не хочется. Подвешены проекты, гранты остались без руководителей. Если пишешь зарубежным коллегам с корпоративной почты, они не отвечают. Обслуживание аппаратуры прекратилось. Откуда брать басурманские запчасти — хэзэ. Мы детали для аппаратов должны огурцами заменять?! Сейчас если что-то [из аппаратуры] крякнется, то крякнется навсегда», — объясняет «Медузе» причины своего отъезда из страны один из сотрудников Сколтеха.
Из-за мобилизации из России, по данным двух источников «Медузы» в Сколтехе, уехал генетик растений Рим Губаев, в недавнем прошлом — аспирант лаборатории цифрового сельского хозяйства Сколтеха и сооснователь компании OilGene. До войны этот стартап мог быть идеальной иллюстрацией к словам Дмитрия Медведева о «вышедшем на орбиту» вузе с отличной репутацией: OilGene вырос из учебного проекта Губаева по генетическому картированию рапса и подсолнечника, получил статус резидента фонда «Сколково» и работал с российскими и западными агропромышленными компаниями.
Губаев отказался отвечать на вопросы «Медузы» о своем отъезде, добавив, что для него сейчас самое главное — «чтобы стартап продолжил работать в России». Он надеется, что «все как-то стабилизируется».
«Такое ощущение, что в Сколтехе все поставлено на паузу, пока не найдется магическое решение всех проблем, — рассказывает „Медузе“ аспирант Сколтеха. — До этого времени политику с работой стараемся не смешивать».
«Раньше у нас в коридоре прямо на стенах рисовали все что хочется. В конце февраля там были пацифики. Потом я видел надпись „Миру мяу“ или „Миру мур“ — точно не помню. После этого на стенах на всякий случай попросили больше ничего не писать», — добавляет этот же аспирант.
Тихое место
Бывший сотрудник Сколтеха, математик Александр Браверман в последний раз был в институте летом. «Наш центр [перспективных исследований] после начала войны, еще до всяких санкций, уже стал производить тоскливое впечатление — в коридорах и офисах людей почти не было», — с грустью говорит Браверман. Раньше, вспоминает он, в коридорах болтали сотрудники и студенты.
«Мне хотелось создать место, в которое молодежь, побыв какое-то время на Западе, могла бы возвращаться — а может, и не уезжать [из России]. И в какой-то степени, на мой взгляд, это удалось. У нас собрались почти все доступные матфизики России и лучшая часть „диаспоры“ (российские математики, преподававшие за рубежом, — прим. „Медузы“)», — объясняет директор центра перспективных исследований Сколтеха Игорь Кричевер.
Каждый год, добавляет он, в магистратуру принимали семь студентов; еще два десятка человек учились в аспирантуре. Занятия в центре проводили известные профессора — например, лауреаты престижной Филдсовской премии (аналога Нобеля для математиков) Андрей Окуньков и Станислав Смирнов.
Браверман, специалист в области алгебраической геометрии, отмечает, что сильных студентов для обучения в магистратуре и в аспирантуре центр перспективных исследований набирал с огромным трудом: «Сотрудники обменивались письмами и искали талантливых учеников практически вручную. Теоретически Сколтех ориентирован на иностранных студентов, и основными иностранцами у нас были украинцы — некоторые из них после защиты диссертации оставались в Сколтехе в качестве научных сотрудников. Так получилось, что среди наиболее активной части молодежи в центре украинцы играли ключевую роль и делали большую часть семинаров».
В Сколтех подавались студенты и из Индии, Бангладеша и Пакистана, но часто они не отвечали высоким требованиям — зато украинские физики были лучшими, добавляет Кричевер.
После начала войны все украинцы уехали. «Я в конце февраля занимался тем, что помогал тем нашим украинским сотрудникам, которые хотели срочно уехать из России, найти временную работу в других странах. Трех человек на несколько месяцев приютил Институт Макса Планка в Бонне, где у меня были контакты и куда можно было поехать без визы с украинским паспортом. Один очень талантливый аспирант, который должен был защищаться в Сколтехе, летом 2022 года улетел в Нидерланды и защитился в Лейдене. Еще один сотрудник ушел в Университет Женевы. В общей сложности уехали человек десять», — подсчитывает Браверман. Сам он — гражданин США — покинул Сколтех в конце августа.
Увольняться, объясняет Браверман, ему не хотелось:
В теории департамент казначейства США может наложить на тебя громадный штраф за то, что ты работаешь в организации, на которую наложены санкции, и поначалу я думал, что они запрещают лишь получать в Сколтехе зарплату. На момент публикации санкций я был в США, в институте официально находился в неоплачиваемом отпуске: никакого финансового интереса в том, чтобы не увольняться, у меня не было, зато очень хотелось сохранить формальную связь с нашим центром, где мне всегда было очень хорошо. Но разные люди убедили меня в том, что сам факт аффилиации со Сколтехом может привести к серьезным проблемам со стороны американского правительства, и я все же принял решение уйти. Честно говоря, до сих пор надеюсь, что это не навсегда.
При содействии Бравермана в Европу переехал сотрудник Сколтеха Евгений Македонский — уроженец Мелитополя (город на юге Запорожской области), выпускник мехмата Киевского национального университета, один из призеров Всеукраинской математической олимпиады, окончивший Мелитопольскую школу № 9 (сейчас гимназия; ее окончили как минимум пять призеров математических олимпиад).
В школе, где он учился в начале 2000-х, в основном общались на русском языке, рассказывает Македонский. На русском же математик, окончив университет, несколько лет назад делал в Киеве доклады по теории представлений. Никаких вопросов у аудитории, вспоминает он, это не вызвало. Был период, когда математик симпатизировал России больше, чем родной стране.
«Не российской власти даже, а самой России, — уточняет Македонский. — У меня там живет половина семьи, а мне самому не нравились попытки унифицировать Украину. Например, не хотелось, чтобы украинский язык был обязательным в школах абсолютно русскоговорящих регионов».
После 24 февраля, говорит Македонский, ему стало понятно, «кто враг»: «Я смотрю, как люди погибают, и думаю, что лучше бы все в школах говорили на украинском, чем Россия наши города бомбила».
Один украинский знакомый Македонского недавно подорвался на мине, второго контузило на фронте, третьего ранило при бомбежке. Приятели Македонского по Сколтеху к октябрю уволились — последними «ушли те, кто подлежал мобилизации» и не хотел идти воевать. Сам математик устроился на работу в Университет Фридриха Шиллера в немецком городе Йена. В Россию он возвращаться не планирует. Теперь Македонский считает, что он — украинский математик, работавший в Сколтехе, — создавал «нужную картинку для [российского] режима».
Представитель Сколтеха в ответ на отправленные в пресс-службу вопросы сказала, что «ректор готов ответить на все, но не СМИ-„иноагенту“». Александр Кулешов удалил переписку с корреспондентом «Медузы» после того, как все же ответил на часть вопросов в мессенджере (скриншоты переписки есть в распоряжении редакции).
Светлана Рейтер при участии Александра Ершова