Рыцарь против ФСБ Как адвокат Иван Павлов защищает людей, обвиненных в госизмене. Репортаж Даниила Туровского

Дела, связанные с государственной изменой и разглашением гостайны, — одни из самых сложных в российской юридической практике. Адвокатам, которые берутся работать на таких процессах, могут запретить все, вплоть до общения с их подзащитными, а многие правила, за нарушение которых человек может получить до 25 лет тюрьмы, в свою очередь, официально засекречены. Тем не менее петербургский адвокат Иван Павлов уже почти 20 лет занимается именно такими случаями — и иногда успешно: ему удалось добиться оправдания нескольких подзащитных, обвинявшихся в шпионаже и измене родине. Параллельно Павлов борется за прозрачность государства и пытается заставить ФСБ рассекретить свои архивы — несмотря на то что и на него, и на его близких постоянно оказывается давление. Спецкор «Медузы» Даниил Туровский рассказывает историю этого удивительного человека.

Утром в четверг, 3 ноября 2016 года, адвокат Иван Павлов предвкушал, как тем же вечером будет вместе со своей девушкой Екатериной Глуховой сидеть где-нибудь в Тбилиси. Глухова, работающая советником генерального консульства Норвегии в Санкт-Петербурге, должна была вылететь из Пулково в Москву — откуда вместе с Павловым, находившимся в столице в командировке, они отправлялись в Грузию.

Около десяти утра у Павлова зазвонил телефон. Глухова рассказала, что перед посадкой к ней подошли двое человек в штатском, предъявили удостоверения сотрудников ФСБ и объявили, что она задержана. Когда она положила трубку, ее попросили отключить мобильный телефон и отвели в полицейское отделение в здании аэропорта для личного досмотра. Женщина попыталась отказаться — тогда к ней пригрозили применить физическую силу. Она полностью разделась; полицейские заставили ее присесть и прощупали.

Павлов попросил поехать в аэропорт своего коллегу, адвоката Евгения Смирнова, а сам быстро купил билет на рейс в Петербург. Когда через полчаса Смирнов приехал в Пулково, полицейские попытались вытолкнуть его из кабинета. Он увидел, что сотрудники ФСБ руководят досмотром багажа Глуховой — якобы из-за подозрения в перевозке наркотиков. Когда в багаже ничего не нашли, ее отпустили.

К тому времени Павлов доехал до Шереметьево, но решил уже никуда не лететь и дождаться подругу в Москве. Выходя из аэропорта, он заметил слежку: трое мужчин шли за ним через зону досмотра против основного потока пассажиров; один из них сел в тот же вагон «Аэроэкспресса», что и адвокат, двое других — в соседний.

Ничего удивительного в этом для Павлова не было. Он давно привык к наружному наблюдению и провокациям против его близких. Вот уже больше 20 лет адвокат занимается делами, в которых его оппонентом выступает ФСБ: обвиняемых в госизмене, о доступе к секретным архивам спецслужб, о разглашении государственной тайны и так далее.

Иногда Павлову даже удается победить. Например, он (вместе с коллегой Сергеем Бадамшиным) добился освобождения Светланы Давыдовой, которую обвиняли в том, что она позвонила в посольство Украины и сообщила, что солдат из соседней с ее домом военной части отправили воевать в Донбасс («Медуза» подробно рассказывала об этой истории в январе 2015 года). Благодаря Павлову вышел на свободу моряк Сергей Минаков, которого обвиняли в шпионаже в пользу Украины. Адвокат представлял в суде интересы и радиоинженера Геннадия Кравцова, которого обвиняли в передаче секретных сведений Швеции: суд приговорил его к 14 годам заключения, но после апелляции Верховный суд снизил срок заключения в два с половиной раза.

Из-за своей работы Павлов постоянно живет с ощущением, будто находится в тылу врага. Дома у него всегда закрыты занавески. «Все, что происходит со мной, происходит из-за работы», — говорит адвокат.

Впрочем, в Тбилиси Павлов и Глухова все-таки попали. В Грузию они вылетели на следующий день после того, как сотрудники ФСБ в Пулково задержали и обыскали подругу адвоката.

Павлов и его учителя

По словам Павлова, государство считает измену себе самым страшным преступлением после терроризма (по 275-й статье Уголовного кодекса обвиняемый может получить от 12 до 20 лет тюрьмы). Из-за специфики своей работы адвокат очень осторожно выбирает слова — перед тем, как взяться за очередное дело о государственной тайне, Павлов всегда получает специальный допуск и подписывает документы о неразглашении, поэтому в разговоре он часто умолкает, обдумывая, как рассказать историю, не выдав формально засекреченную информацию.

Павлову за сорок, он родился на окраине Санкт-Петербурга в семье военно-научной интеллигенции. Его мать работала инженером-математиком. Отец служил в Морском космическом флоте СССР: оснащенный большими антеннами корабль «Космонавт Юрий Гагарин», на котором Павлов-старший ходил в Тихий океан, принимал и передавал информацию с космических аппаратов в Центр управления полетов в Королеве (в 1990-х, уже после того как отец вышел на пенсию, корабли списали и отправили в утиль). Павлов говорит, что похож на отца — такой же упертый, так же берет все на себя. В конце 1980-х Павлов закончил петербургскую физико-математическую школу, потом поступил в Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет (ЛЭТИ), а в 1997 году получил высшее юридическое в Санкт-Петербургском государственном университете и устроился в Международную коллегию адвокатов Санкт-Петербурга.

Еще когда он учился на юрфаке, Павлов познакомился с адвокатом Юрием Шмидтом — тот позвал юношу в помощники и стал его учителем. Первое же дело, над которым работал Павлов, было связано с государственной изменой.

Павлов и Шмидт защищали Александра Никитина — эколога и бывшего руководителя группы инспекции ядерной безопасности атомных установок Минобороны. ФСБ обвиняла его в госизмене за публикацию доклада «Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона». При этом в середине 1990-х в делах подобного рода по закону не имели права участвовать адвокаты без допуска к гостайне — фактически защищать обвиняемых спецслужбами могли только выходцы из тех же самых спецслужб. В 1996 году Шмидт вместе с другими адвокатами добился от Конституционного суда решения о том, что такие правила противоречат Конституции, — а в сентябре 2000-го Верховный суд оправдал Никитина: тогда говорили, что это первый в истории СССР и России случай, когда человек выиграл дело против системы спецслужб.

Шмидт в то время уже был легендой среди юристов и правозащитников. С начала 1960-х вращался в кругу диссидентов, участвовал в издании самиздатовских журналов и сборников, был знаком с академиком Андреем Сахаровым и поэтом Иосифом Бродским, в 1991 году создал Российский комитет адвокатов в защиту прав человека, был представителем семьи убитого депутата Госдумы Галины Старовойтовой и защищал военного пенсионера Андрея Мирошниченко, которого правительство Эстонии незаконно пыталось депортировать. В начале 2000-х Шмидт вел дела журналистов Константина Бахарева и Константина Стерледева из пермской газеты «Звезда», которых ФСБ обвиняла в разглашении государственной тайны (их в итоге оправдали); в 2004-м начал защищать бывшего главу ЮКОСа Михаила Ходорковского, он выступал адвокатом Ходорковского и во втором деле ЮКОСа в 2009 году. Шмидт умер в 2013-м.

«Шмидт, кроме всего прочего, дал мне правозащитное мировоззрение. Обычный юрист и юрист-правозащитник по-разному видят результат. Обычный юрист старается не брать безнадежные дела, когда против него система; правозащитники, наоборот, берутся — чтобы человек не оставался с системой один на один», — объясняет Павлов и добавляет, что считает себя именно правозащитником, хотя «понимает, какое в обществе к ним отношение».

Правозащитница Зоя Светова, которая часто сталкивается с Павловым по работе, тоже считает, что адвокат похож на своего учителя: «[Павлов и Шмидт] люди, которым интересно сражаться с таким противником, как ФСБ, — говорит она. — Рыцари своеобразные».

Павлов и его клиенты

Когда закончился процесс эколога Никитина, Павлов вошел в дело другого, не менее известного обвиняемого в госизмене — журналиста Григория Пасько, которого подозревали в передаче Японии секретных сведений. В 2001 году Пасько приговорили к четырем годам заключения, а в 2003-м он досрочно вышел на свободу.

Вскоре Павлов начал не только защищать людей от государства, но и предъявлять самому государству требования. С начала 2000-х он добивается, чтобы государственные органы выкладывали в интернет всю информацию о своей деятельности. Адвокат создал для этого отдельную организацию — Институт развития свободы информации (ИРСИ, позднее — просто Фонд развития информации), цель которого в том, чтобы следить за доступом граждан к социально значимой информации; в 2009-м он также защитил кандидатскую диссертацию по теме «Правовое обеспечение доступа к официальной информации в Российской Федерации». 

Павлов считает, что раскрытие информации должно сделать власть подотчетной обществу — что, в свою очередь, приведет к демократическим преобразованиям. В то, что борьбу с коррупцией может обеспечить «десяток прокурорских глаз», адвокат не верит. «Моя цель — обеспечить свободный доступ к информации, которой владеет государство, вытащить ее полностью в интернет», — говорит он. Впрочем, Павлов признает, что это «утопия» и что сейчас, когда все «быстро начало радикализироваться», прежде всего «хотелось бы четко очертить границы государственной тайны, чтобы понять, куда соваться нельзя, — и убрать, конечно, 282-ю статью УК („Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства“ — прим. „Медузы“)».

Например, в 2002 году, на фоне второй годовщины гибели подводной лодки «Курск», Павлов вместе со своим бывшим подзащитным Александром Никитиным пытался заставить Минобороны рассекречивать сведения об авариях на атомных подводных лодках. Еще через несколько лет ИРСИ судился с Ростехрегулированием, обвиняя ведомство в том, что, вместо того чтобы публиковать государственные стандарты качества бесплатно, его сайт предлагал ссылки на онлайн-магазины, где можно купить ГОСТы. Суды соглашались с ИРСИ — но Ростехрегулирование несколько раз опротестовывало их решения. А перед одним из судебных заседаний по этому делу на Павлова напали. 

Утром 31 мая 2006 года Павлов вышел из дома, подошел к своему автомобилю и бросил на заднее сиденье портфель. Открывая переднюю дверь, он увидел, как из припаркованного рядом автомобиля вышли четверо молодых мужчин. Один из них ударил его по голове. Павлов упал на землю, успел закрыть голову, его начали молча пинать. Мужчины быстро уехали; Павлов несколько дней пролежал в больнице с сотрясением мозга. В 2007 году на сайте Ростехрегулирования все-таки начали публиковаться ГОСТы.

Через два года клиентом Павлова стал Михаил Супрун, архангельский историк, работавший завкафедрой русской истории Поморского государственного университета им. Ломоносова. Супрун составлял Книгу памяти жертв сталинского террора, в которую должны были попасть около 40 тысяч имен репрессированных в 1940-х в лагерях немецких ссыльных и депортированных немцев. Информация о них хранилась в местном УВД, начальник его архива предоставил ученому доступ к ней.

13 сентября 2009 года Супруна задержали на трассе между Архангельском и Северодвинском сотрудники ФСБ; в квартире у него провели обыск, забрали все компьютеры и документы. От следователя он узнал, что его обвиняют в нарушении неприкосновенности частной жизни — заявление об этом в органы написал некий Иван Якобович Филипп, утверждавший, что историк без его согласия собирал информацию о его родственниках. Судебная стратегия Павлова заключалась в том, чтобы указать на неверную трактовку 137-й статьи УК («Нарушение неприкосновенности частной жизни»): у персональных данных нет правопреемственности, а архивные материалы уголовных дел представляют публичный интерес. В декабре 2011 года дело против Супруна прекратили за истечением срока давности.

Продолжил Павлов и бороться с закрытостью государства. Историку из «Мемориала» Никите Петрову в 2010-м отказали в рассекречивании документов, связанных с аппаратом уполномоченного НКВД — МГБ Германии в 1945–1953 годах, — и он обратился к адвокату. Сотрудники ФСБ отмечали, что ограничение из закона «О гостайне», где указывается, что максимальный срок секретности сведений составляет 30 лет, не касается документов, появившихся до принятия закона в 1993 году. Павлов оспорил это решение — и в январе 2013-го Конституционный суд опубликовал вердикт, согласно которому граждане смогут получить доступ ко всем общественно значимым документам, получившим гриф секретности более 30 лет назад.

Впрочем, в вердикте Конституционного суда говорилось, что срок продления секретности в исключительном случае может быть увеличен — если такое решение примет Межведомственная комиссия по защите гостайны, состав которой определяет лично президент Владимир Путин. В марте 2014 года комиссия такое решение приняла, и документы из архивов КГБ и его ведомств-предшественников были засекречены еще на 30 лет — до 2044 года. В ответ на 60 тысяч подписей, собранных правозащитниками под петицией «За свободный доступ к архивам» (сейчас собрано около 120 тысяч подписей), комиссия в январе 2016-го сообщила, что «сведения о деятельности органов госбезопасности с 1917 по 1991 год сохраняют актуальность и их распространение может нанести ущерб национальной безопасности».

Сейчас Павлов активно участвует в работе по рассекречиванию документов о шведском дипломате Рауле Валленберге, который во время Второй мировой войны спас несколько тысяч венгерских евреев от депортации (и верной смерти), выдавая им шведские паспорта. После вступления советских войск в Будапешт Валленберга арестовали и держали в тюрьме на Лубянке, где он «умер или, скорее всего, погиб» 17 июля 1947 года. В сентябре 2016 года племянница Валленберга Мари Дюпюи сообщила, что намерена обратиться к российским властям с запросом о протоколах допросов Валленберга и допросов министра госбезопасности Виктора Абакумова, предположительно причастного к его гибели. На эту причастность указывают недавно опубликованные воспоминания первого председателя КГБ Ивана Серова — с внучкой которого Павлов тоже скоро встретится в суде: он будет защищать историка Бориса Соколова, назвавшего книгу воспоминаний председателя КГБ «фальшивкой».

Занимается адвокат и очередным делом о госизмене. Он хочет добиться освобождения продавщицы из Сочи Оксаны Севастиди, которую в марте 2016 года приговорили к семи годам заключения. За семь с половиной лет до этого, в 2008-м, накануне вооруженного конфликта в Южной Осетии, она увидела в Сочи поезд с военной техникой, идущий в сторону Абхазии, и отправила об этом несколько СМС приятелю в Грузию. Арестовали женщину только в начале 2015 года. Павлов считает, что СМС, которые она отправляла, были перехвачены с помощью СОРМ (применяемая силовыми ведомствами система слежения за телефонными переговорами): по его мнению, именно поэтому на предъявление обвинений ушло столько лет — «все время шла запись СМС», «массив информации разбирали».

Адвокат вспоминает, что в приговоре Севастиди подробно описываются события, предшествующие войне в Южной Осетии. В нем, в частности, указываются номера воинских частей и виды техники, которую в августе 2008-го перемещали по железной дороге. «С точки зрения информационной значимости и чувствительности сведений ее эсэмэски, если сравнить с приговором, — как капля и море», — говорит Павлов.

Павлов и государство

Постоянно выступая оппонентом силовых служб в судах, Павлов при этом до последнего времени регулярно сотрудничал с государством. В 2012 году он стал экспертом по подготовке предложений в «Открытом правительстве» — проекте Дмитрия Медведева для «расширения сферы влияния гражданского общества». У Павлова до сих пор в кабинете висит фотография, на которой Дмитрий Медведев что-то записывает в блокнот во время его выступления. Через год адвокат вошел в состав «Российской общественной инициативы» — группы, которая рассматривает петиции, поданные через одноименный сайт и набравшие 100 тысяч подписей.

В тот момент Павлов еще ощущал, что «государство стремится к открытости», но вскоре после избрания Владимира Путина на третий срок все изменилось — появились репрессивные законы об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях», увеличилась активность Роскомнадзора в интернете. «Стало понятно, что никакого инакомыслия позволять не будут, что все разговоры [на собраниях в государственных структурах] — это симулякры, попытки показать, что существует диалог», — говорит адвокат.

В сентябре 2013-го Павлов поговорил с Бараком Обамой, приехавшим в Санкт-Петербург на встречу «Большой двадцатки». На встрече президента США с российскими правозащитниками адвокат попросил отпустить Челси Меннинг, солдата американской армии, передавшую секретные документы WikiLeaks. «Если вы хотите облегчить мою работу — отпустите Мэннинг. Один акт президентского помилования в США может помочь правозащитникам в их деле в разных странах мира», — сказал Обаме Павлов (Обама его просьбе не внял — Мэннинг продолжает отбывать 35-летний срок в американской тюрьме строгого режима).

Обновление. На момент выхода этого текста Челси Мэннинг оставалась в заключении, но перед уходом с поста в январе 2017 года Барак Обама смягчил ей наказание. Она вышла на свободу в мае того же года.

Это была не первая его встреча с американским президентом — в июле 2006-го в рамках похожей встречи с правозащитниками Павлов уже общался с Джорджем Бушем-младшим (тогда он рассказывал ему о российской «пропасти между хорошими законами и правоприменительной практикой», а Буш в ответ говорил, что «очень уважает президента Путина»). Однако именно после встречи с Обамой у адвоката начались проблемы.

Уже в январе 2014 года основанный Павловым ИРСИ получил от прокуратуры представление о включении в реестр «иностранных агентов» за иностранное финансирование и политическую деятельность. Политической деятельностью прокуратура сочла встречу с Обамой, на которой «президенту США были изложены тезисы, содержащие сведения о сложившейся в настоящее время политической и социальной ситуации в РФ». Также политической деятельностью ведомство сочло голосование на сайте ИРСИ, в котором в номинации «дезорганизация года» победила Госдума, а «провалом года» был назван антипиратский закон: прокуратура заявила, что этот материал «выражает несогласие с действующим законодательством и негативно оценивает работу законодательных органов».

Обжаловать это решение Павлову не удалось — и вскоре он объявил о ликвидации организации. Многие сотрудники перешли в созданное Павловым «неформальное объединение адвокатов и журналистов „Команда 29“» (29-я статья Конституции защищает право на свободу информации; под этим брендом, например, выпускаются памятки о компьютерной безопасности — по работе Павлов и его коллеги хорошо знакомы с методами дешифровки, которые используются ФСБ). Через некоторое время на Пятом канале вышел сюжет о том, как «Команда 29» «продает Родину».

У Павлова начались и личные проблемы. Он уже давно был женат на американке — с Дженнифер Гаспар они познакомились, когда Павлов в 2002-м ездил на юридическую стажировку в Сан-Франциско; в России, как и до того в США, она занималась консультированием некоммерческих организаций; по словам Павлова, никаких проблем в работе по делам о гостайне у него из-за американского гражданства жены не возникало. В августе 2014 года Павлов и Гаспар нашли в своем почтовом ящике письмо от ФМС. В нем указывалось, что вид на жительство Гаспар аннулирован и ей необходимо покинуть Россию через 15 дней после принятия решения. Когда письмо дошло до Павлова с женой, шел как раз пятнадцатый день.

В письме указывалось, что ВНЖ аннулируется из-за того, что Гаспар «выступает за насильственное изменение основ конституционного строя Российской Федерации, иными действиями создает угрозу безопасности РФ или граждан», а решение принято на основе заключения, полученного от ФСБ. Гаспар вместе с их дочерью выехала из Санкт-Петербурга в Прагу. Павлов пытался добиться от ФСБ документа, в котором объясняется, чем Гаспар угрожает России, но ему отказали. Рассказывая об этом, Павлов заметно грустнеет: «Мы прожили счастливо десять лет». В 2015 году они развелись, Павлов продолжает периодически летать в Прагу, чтобы навестить дочь.

Через несколько месяцев после освобождения Светланы Давыдовой, в июне 2015-го, Павлов выступил с критикой указа Владимира Путина, засекретившего данные о военных потерях в мирное время, — они стали считаться государственной тайной. 15 июня Павлов направил в Верховный суд жалобу — по его мнению, президент не имел права засекречивать эту информацию (подписи под заявлением поставили, помимо адвоката, псковский депутат Лев Шлосберг, Светлана Давыдова, военные журналисты). Павлов объяснял, что «связь этого указа с ситуацией на юго-востоке Украины очевидна», а его цель — «пресечь любые попытки объективного освещения конфликта».

В июне 2015 года адвоката исключили из «Открытого правительства».

Соратникам Павлова также часто приходится непросто. Евгений Смирнов, который работает с Павловым уже около восьми лет, рассказал «Медузе», что за ним также ведется наружное наблюдение, а его почту и мессенджеры пытаются взломать.

Павлов и процесс

В делах о госизмене у спецслужб существует отработанная схема действий, сильно осложняющая жизнь адвокатов. За годы работы на таких процессах Павлов хорошо ее изучил.

Люди, которым предъявляют такие обвинения, могут не знать о своем проступке в течение многих лет. Иногда очень долго: от предположительного преступления до ареста Оксаны Севастиди прошло семь лет; похожее дело еще одной жительницы Сочи Екатерины Харебавы завели только через четыре года после случившегося — женщину также обвинили в том, что летом 2008-го она заметила в Сочи передвижение российских войск и сообщила об этом знакомому в Грузии, и в 2015-м приговорили к шести годам колонии за шпионаж.

Во время оперативной разработки оперативники ФСБ передают «перехваченные» сведения потенциального уголовного дела на экспертизу, в министерство или ведомство, которое соответствует профилю перехваченных сведений. В каждом из них есть отдел по защите гостайны — даже в Министерстве здравоохранения. Сотрудники этих отделов руководствуются секретными ведомственными перечнями — в них указывается, какая информация из сферы компетенции ведомства считается гостайной, а также определяется степень ее секретности. Пункты этих перечней часто сформулированы расплывчато.

После получения положительного заключения специалистов оперативники ФСБ докладывают об этом руководству, которое решает, продолжать разработку материалов или передавать их следователям для возбуждения уголовного дела.

За подозреваемым приезжают рано — обычно около шести утра. Следователей сопровождает спецназ в масках, который увозит «изменника»; потом квартиру или дом обыскивают. С родственниками остается следователь, который берет у них подписки о неразглашении данных следствия, допрашивает (иногда без протокола), советует никому ничего не рассказывать и ни к кому не обращаться. Следователь сообщает, что у задержанного уже есть государственный адвокат и не нужно обращаться к другому — иначе это может быть расценено как разглашение данных следствия, за что предусмотрена уголовная ответственность.

Подозреваемого тем временем доставляют в кабинет к следователю. Туда же приезжает адвокат по назначению. На первом допросе обвиняемый чаще всего сразу все рассказывает. «Думая, что люди поймут и отпустят, — говорит Павлов. — Но не поймут и не отпустят». Адвокат по назначению («Медуза» подробно рассказывала об этой профессии) его не останавливает. Многие во время первого допроса сознаются и в том, чего не делали: например, Светлана Давыдова признала свою вину.

После оформления протокола подозреваемого везут в суд для определения меры пресечения. После ареста подозреваемого снова привозят к следователю, где предъявляют ему обвинения и берут повторные показания, которые между собой следователи называют «закреплением». Наконец, подозреваемого увозят в СИЗО (чаще всего — Лефортово, следственный изолятор ФСБ).

Все это — от задержания дома до помещения в изолятор — обычно происходит с человеком за полтора дня.

В тюрьме через какое-то время подозреваемого обычно находят члены Общественной наблюдательной комиссии (ОНК), заезжающие в Лефортово не реже раза в неделю, — в списках новых заключенных указывается номер статьи (275 УК РФ), по которой его обвиняют.

Дела по госизмене, когда они попадают к адвокату, часто занимают по 20 томов и больше, но копировать их нельзя — поэтому, рассказывает Павлов, у него хорошо развилась память на большие объемы информации.

После дела Давыдовой многие обвиняемые в госизмене захотели, чтобы их защищал Павлов. Бывший член ОНК Зоя Светова рассказала «Медузе», что, когда она нашла в Лефортово обвиняемого в госизмене Евгения Петрина, тот сказал, что хочет, чтобы его защищал Павлов: «Петрин выписывал около 40 изданий и хотел, чтобы у него был самый лучший адвокат» (в июне 2016 года Петрина осудили на 12 лет за «передачу информации ЦРУ»).

Иногда родственников обвиняемых сложно уговорить сменить адвоката по назначению. «Юрий Солошенко (его обвиняли в попытке вывезти детали ракетного комплекса С-300 на Украину — прим. „Медузы“) то соглашался на Павлова, то после давления следствия передумывал. Ему говорили: „Зачем вам Павлов? У него жена американка“», — рассказывает Светова. Павлов с ним так и не встретился, 73-летнего Солошенко приговорили к шести годам заключения (в июне 2016 года Владимир Путин его помиловал).

Примерно тогда же ОНК обнаружила в Лефортово обвиняемого в шпионаже моряка Сергея Минакова. Световой удалось найти его жену, и они заключили соглашение с Павловым. «Когда следователю Свинолупу — тому же, который вел дело Давыдовой, — стало об этом известно, вскоре Минакова освободили из-под стражи, — рассказывает Светова. — Он перед отъездом в Феодосию рассказал, что его вызвали к следователю и тот закрыл дело. Ему сильно попало из-за дела Давыдовой, и тут опять Павлов заходит в похожее „фейковое“ дело».

Павлов и человек из ГРУ

Адвокат считает, что одно из самых показательных дел, когда ему не дали нормально работать и защищать подзащитного, — это дело Геннадия Кравцова.

До 2005 года Кравцов работал в одном из подразделений, входящих в структуру Главного разведывательного управления, куда он попал по распределению, закончив Военно-космическую академию им. Можайского в Петербурге. Кравцов был инженером-программистом, разрабатывал программы для спутников, но сам никогда не занимался оперативной работой. При этом у него был оформлен допуск к гостайне второй формы с правом доступа к совершенно секретным сведениям. Мужчина уволился из спецслужб, потому что его не устраивала невысокая зарплата и то, что на работе его не ценили, и после этого работал в профильных НИИ.

В 2010 году Кравцов написал письмо в радиотехнический центр Министерства обороны Швеции. В нескольких абзацах он рассказал, что в ГРУ разрабатывал программы для обработки сигналов спутников, и попросился на работу. Английского он не знал, поэтому перевел письмо в переводчике Google. Позже он расскажет Павлову, что отправил письмо, потому что «ему казалось, что он никому не нужен».

Через некоторое время ему ответили, что принимают на работу только граждан Швеции. Больше им Кравцов не писал, но в 2013 году отправил аналогичное бумажное письмо через «Почту России», указав на конверте, что оно предназначается «министру обороны Белоруссии».

В июне 2013-го, когда мужчина выходил утром из дома, направляясь на работу, его остановили сотрудники ФСБ и увезли на допрос в здание ведомства на Лубянке.

Жена Кравцова Алла узнала о происходящем от начальника мужа в одном из НИИ. Тот позвонил руководству, потому что опоздал на работу, и рассказал, что находится в ФСБ и его ждет десять лет тюрьмы. Жена написала Кравцову СМС: «Ничего не говори!» Сотрудники ФСБ увидели и спросили: «Почему ваша жена пишет: „Ничего не говори“? Значит, она что-то знает, что знаете вы и не говорите нам». Пока Кравцова допрашивали, Алла побежала молиться в Покровский монастырь к могиле святой Матроны Московской. Когда она вышла с кладбища, ей позвонил муж и сказал: «Мы едем домой забирать компьютеры». Приехавшие сотрудники ФСБ сделали это без ордера, заявив, что Кравцов отдает технику «добровольно»; сам Кравцов при этом остался на свободе.

Зимой 2014 года сотрудники ФСБ нашли на изъятом компьютере письмо в Швецию. Его отправили на экспертизу в ГРУ. Сослуживцы Кравцова обнаружили в письме три фрагмента, которые, по их мнению, подпадали под пункты ведомственного перечня сведений, подлежащих засекречиванию. Два из них Павлов не стал называть «Медузе» из-за возможного разглашения гостайны; в третьем пункте указывалось, что Кравцов в своем письме «раскрыл сведения о принадлежности конкретного лица к кадровому составу органов внешней разведки» — то есть о том, что он работал в ведомстве. 27 мая 2014-го Кравцова, который прилежно все это время ходил на допросы в ФСБ, задержал около подъезда спецназ.

В суде также отказались предоставить Павлову полный «ведомственный перечень» ГРУ, на основе которого строилось обвинение Кравцова. Кроме того, суд отклонил все ходатайства защиты — всего около трех десятков: Павлову запретили делать заметки в блокноте на заседаниях, вести аудиозапись, допрашивать экспертов и Аллу Кравцову, отказали ему в праве на ознакомление с протоколами заседаний. Также суд отказал защите в ознакомлении с секретным указом президента, согласно которому должность Кравцова отнесена к кадровому составу органов внешней разведки.

Наконец, защите даже не давали конфиденциально общаться с обвиняемым. «Помимо обеспечений государственной безопасности и сохранения государственной тайны есть и [конституционное] право на защиту, которое также должно обеспечиваться», — говорил Павлов в суде. Судья на это ответил, что адвокат может общаться с подсудимым в зале суда — то есть пять минут до и после заседания. В итоге суд приговорил Кравцова к 14 годам заключения с лишением воинского звания подполковника. Верховный суд позже снизил срок в два с половиной раза, сославшись на смягчающие обстоятельства — то, что у Кравцова престарелые родители, он не нанес никакого ущерба, а в период до возбуждения уголовного дела и на предварительном следствии давал показания.

Павлов и «отдушина»

Большинство дел, связанных с ФСБ, проходят в московских судах, поэтому живущему в Петербурге Павлову приходится часто бывать в столице. Во время перелетов адвокат иногда шутит в своем фейсбуке. «„Аэрофлот“ либерализовал правила поведения пассажиров. Теперь во время взлета и посадки можно пользоваться телефоном. А вы говорите, что в России только и делают, что „заворачивают гайки“», — писал он в августе 2016 года. В июле он выкладывал фотографию с надписью: «Еще одно правило информационной безопасности от „Команды 29“: „Все сказанное после пятого бокала — это утечка информации“».

На заседания адвокат обычно приходит в джинсах, заправленной рубашке, пиджаке, галстуке. Иногда — когда, по его мнению, судья неуважительно ведет процесс — Павлов позволяет себе явиться на заседание без галстука.

Помимо «правозащитных» дел Павлов ведет и непубличные коммерческие дела — чаще всего экономические, связанные с хищениями. Их он называет отдушиной: в отличие от дел против ФСБ, которые «непробиваемые», «бетонные», в экономических делах «судьи проявляют профессионализм, можно получить удовольствие от того, что профессия работает».

В свободное время адвокат ездит на рыбалку, прыгает с парашютом и коллекционирует фотографии морских якорей, которые, по его мнению, «отлично раскрывают тему дна».

Бывший член ОНК Зоя Светова описывает Павлова как азартного человека, которому нравится побеждать: «Ему интересно то, чем он занимается, он знает, что в борьбе с ФСБ силы неравны, но пытается бороться и победить на юридическом поле». Светлана Давыдова, которую Павлов успешно защищал, говорит о своем адвокате так: «Тюрьма — это мрак. Не каждый человек может шагнуть туда за другим человеком».

Павлов и безысходность

Несмотря на то что Павлову часто не дают работать, а многие его подзащитные получают большие сроки, адвокат старается не бросать своих клиентов. «До последнего пытаюсь что-то делать, люблю доводить дело до результата, даже если упрусь в бетонную стену», — рассказывает он и добавляет, что похож в этом на отца-военного.

Осенью 2016 года его работа осложнилась тем, что в новый состав ОНК не попали многие известные правозащитники, находившие подозреваемых в госизмене, — зато туда вошел, например, бывший начальник СИЗО «Бутырка» и фигурант «списка Магнитского» Дмитрий Комнов. Один из бывших членов ОНК сказал «Медузе», что в новом составе все-таки есть те, кто продолжит помогать обвиняемым в госизмене. Сам Павлов тоже говорит, что до встречи с новыми членами ОНК относился к ним скептически, но сейчас есть надежда, что все не так плохо. 

Адвокат говорит, что даже обвинительный приговор не означает, что его дело закончено, — он продолжает их вести и после этого. Его жалоба на решение о лишении бывшей жены вида на жительство уже находится в Европейском суде по правам человека; в ближайшее время Павлов намерен объединить жалобы осужденных по госизмене Кравцова и Петрина для обращения в Конституционный суд. «Если есть шанс для оспаривания, надо им пользоваться, — говорит адвокат. — Я считаю, что дело закончилось, когда человек возвращается домой».